– Возможно, что вы правы, а может, и ошибаетесь. Вдруг ваша тётушка Полина давно замыслила рассчитаться со старшей сестрой за все свои беды? Она могла зайти в комнату баронессы, ударить ту кинжалом – и тут же уехать. Полина Николаевна знала, что сестру найдут только утром, а в это время она уже будет далеко. К тому же ваша тётя уговорила поехать с ней юную графиню Чернышёву, которая до последнего не собиралась этого делать. Если вашей тётке требовался свидетель, у которого она всё время была бы на глазах, то лучшего и не придумать. Кто спустя год, когда Полина Николаевна вернётся, будет вспоминать эти пять-десять минут, когда было совершено убийство?

– Нет, это исключено! – возразил Александр.

Он замолчал, взвешивая все «за» и «против», но понял, что признания не избежать. Впрочем, Щеглову можно и открыться, тот не станет трепать имя Лив. Капитан не сводил с собеседника цепкого взгляда. Похоже, он и сам обо всём догадался… Александр собрался с мужеством и сознался:

– Дело в том, Пётр Петрович, что я один знаю причину, по которой графиня Чернышёва так скоропалительно уехала. Она, как и все очень юные девушки, решила, что влюблена. К сожалению, объектом её привязанности оказался именно я. Лив переписала для меня стихи Пушкина, надеясь, что я догадаюсь о её чувствах, но я ничего не понял. Тогда она объяснилась со мной. Я честно сказал, что люблю её как сестру, и объявил, что больше не смогу появляться в этом доме, а она решила уехать сама.

– Ну, вот и нашлось исчезнувшее звено! Дело в том, что самое малое, трое слуг слышали, как вы ругались с матерью. Поскольку в тот раз вы говорили по-русски, предмет вашей ссоры не остался в секрете. Все трое показали, что вы требовали от матери отправить юную Чернышёву в деревню к сестре, а баронесса кричала, что вам бы лучше заниматься собственными делами и склонить к браку Юлию Самойлову – самую богатую женщину России.

– Смысл нашего разговора передан верно, – кивнул Александр, – но вы же понимаете, что попытка матери женить сына на богатой невесте не может быть мотивом для убийства.

– Зато мотив появляется у нашей барышни: она влюблена, но баронесса уже присмотрела вам богатую невесту. Любящее сердце может и не выдержать такого удара. Сознание помутится – и всё, человек уже не помнит, что творит.

– Пётр Петрович, я надеюсь, что вы не верите тому, что сейчас говорите! Семнадцатилетняя девушка – нежная, ранимая, тонкая – она не способна даже помыслить о таком, не то что сделать. Я ручаюсь, что Любовь Чернышёва не имеет никакого отношения к совершённому злодеянию.

Александр сверлил капитана взглядом. Поверил Щеглов или нет? Для себя он уже решил, что скорее умрёт, чем расскажет о найденном в комнате убитой матери футляре от ожерелья. Ни одна душа на свете не должна об этом узнать.

– Хорошо, я учту ваше мнение, – пообещал Щеглов и продолжил: – Вы хорошо знаете камеристку вашей матери фрау Гертруду?

Александр часто видел рослую, сухопарую немку с длинным лошадиным лицом, но никогда с ней не разговаривал. Гертруда казалась такой нелюдимой, что никакого желания беседовать с ней, в принципе, не возникало. Но баронессу эта камеристка устраивала, и сын считал за благо не вмешиваться.

– Я знаю, что Гертруда служила матери много лет, но сам с ней, помнится, никогда не говорил, – признался Александр.

– А вот это напрасно – со слугами нужно беседовать, иначе в самый неподходящий момент можно сильно поскользнуться, – заметил Щеглов. – Фрау Гертруда подробно рассказала полиции, что вы никогда не ладили с матерью, всегда шли наперекор её воле, а теперь, когда баронесса договорилась с графом Литтой о вашем союзе с его внучкой и даже взяла деньги за то, что устроит этот брак, вы совсем потеряли самообладание. Вашу ссору она оценивает как «сражение непримиримых врагов».

Александру показалось, что ему плюнули в лицо.

– Позвольте, Пётр Петрович, это или неудачная шутка, или наговор, – перебил он капитана. – О каких деньгах говорит эта женщина?

– О десяти тысячах, которые ваша матушка привезла от графа Литты. Баронесса сама рассказала служанке, от кого получила деньги и за что. Если хотите, то можете завтра поговорить с немкой, возможно, что вам она расскажет ещё что-нибудь, хотя эта дама и так наговорила предостаточно: Свиньин выбрал вас в главные подозреваемые именно с её слов. По-хорошему, эту фрау нужно бы срочно отправить обратно в Богемию, да только Свиньин её не отпустит, она у него – основной свидетель.

– Я побеседую с ней. Эта женщина либо врет, либо что-то путает. – Александр сам не верил своим словам, он уже понял, что служанка, может, и права. Мать вполне могла договориться с Юлиным дедом, и что самое печальное – продав сына, запросто могла взять аванс.

– Ну хорошо, оставим пока эту Гертруду в покое, – предложил капитан. – Поговорим о вашей тётке, Александре Николаевне и её молодом муже. Дело в том, что баронесса выдала свою младшую сестру замуж за собственного любовника: о том, что господин фон Масс находился в плотской связи с вашей матерью, поведала всё та же камеристка.

Унижение стало непереносимым. Александра не просто толкнули в грязь, но и вытерли об него ноги. Господи, помилуй! Ещё и шлюха!.. Если мать была любовницей Эрика, то, скорее всего, это началось давно, ещё при жизни отца. Мёртвая Евдоксия продолжала унижать сына даже из гроба. Шварценберг молчал, стараясь пережить услышанное. Щеглов с тактом умного человека сделал вид, что всецело увлечён ростбифом. Тянул время – разрезал мясо на мельчайшие кусочки. Наконец Александр смог ответить:

– Пусть всё обстояло именно так… Возможно… Даже принимаю… Но это значит, что Алина – пострадавшая сторона и уж никак не убийца. Сколько людей не может похвастаться твёрдостью в моральных устоях, но не все же хватаются за нож.

– Это замечание было бы справедливым, если бы не одно «но»: дело в наследстве, оставленном князем Иоганном вашим тёткам. Ведь сама баронесса не получила ничего и очень по этому поводу обижалась, а потом вдруг решила выдать младшую сестру за своего любовника. Все свидетели в один голос утверждают, что мысль об этом браке пришла в голову вашей матери, и именно она настояла на скорейшем венчании.

– Я не понимаю хода ваших мыслей. При чём тут Алина?

– Поскольку сумма, оставленная вашим дядей сёстрам Румянцевым, была значительной, обе ваши тётушки становились богатыми, и понятно, что баронесса захотела облагодетельствовать своего любовника, устроив его брак с одной из них. Вопрос только в том, знала ли Александра Николаевна, что выходит замуж за любовника своей сестры, и в том, как отнёсся к поступку баронессы сам господин фон Масс? Не был ли он оскорблён? Если первая знала, а второй оскорбился – то мы имеем ещё два мотива.

– Не укладывается в голове… – признался Александр. – Но тётка, даже если и была поначалу обижена, теперь совершенно очарована своим мужем. Эрик тут болел, даже было подозрение на холеру, так она с ума сходила от беспокойства.

– Да, похоже, тут вы правы, – кивнул Щеглов, – я тоже заметил нежную привязанность Александры Николаевны к супругу. Она это чувство даже не может скрыть, а вот он относится к жене гораздо сдержанней. Возможно, что даёт себя знать его немецкая флегматичность. А вдруг дело в другом? Фон Масс мог просто не желать брака, навязанного баронессой. Получается, что у нас уже есть пять подозреваемых. Добавьте сюда ещё фрау Гертруду, с которой хозяйка часто была груба, и четверых слуг из дома Чернышёвых: троих из них баронесса велела высечь, а одной из горничных надавала пощёчин. Вот и вырисовывается та самая цифра десять.