Но если… она окажет своему любимому неоценимую услугу? Отомстит за его безвинно погибшую дочь?!

Профиль Шмелева Юля тоже составила и понимала: чистоплюй, скорее всего, ужаснется. Сам в полицию, наверно, не побежит, но жениться на убийце точно не захочет. Только Марте ведь можно сказать совсем другое! Шмелев не может строить новую семью, пока его дочь не отомщена! А как только возмездие произойдет – оковы прошлого спадут. И он сделает все ради той, кто без всякой выгоды для себя лично постояла за его любимую Аленку.

Человека мыслящего убедить в подобной лабуде будет нереально. Но глупенькую горничную – можно попробовать. Особенно если Шмелев не будет путаться под ногами.

* * *

С тех пор как познакомился с Мартой, Евгений Петрович к спиртному не притрагивался. Отношения с алкоголем у него всегда были непростые, а после гибели дочери осложнились до крайности. Иногда, конечно, удавалось выпить пару бокалов и на этом закончить, но чаще махал стопочку, другую, третью – и дальше тормоза совсем отказывали.

После смерти дочери он свято следовал традиции. Каждое воскресенье – их с Аленкой единственный день, когда отдыхали от наук, вместе посещали филармонии, выставки или спектакли, – теперь ездил на кладбище. Сидел подолгу возле могилы. Шептал, как ему тяжко без нее. Пару раз его сопровождала Марта, но ее щебет, столь милый в полумраке кафе, в юдоли скорби раздражал, разбивал и без того истончавшуюся с каждым днем связь с любимой Аленкой. Шмелев вытерпел посадку цветов, прополку сорняков и протирку памятника, но в дальнейшем подругу с собой не звал.

Осень стояла промозглая, ветреная, и каждый раз, когда наливал дочери поминальную стопку, выкладывал на гранитную плиту любимые ее конфетки, Евгению Петровичу все больше хотелось разделить с ней трапезу. Чтоб не поддаться искушению, специально ездил на кладбище на машине: пьяным он не садился за руль ни при каких обстоятельствах.

Но надо ж случиться, что на соседней могиле («Любимой вечно жене») в то воскресенье затеяли покраску оградки. Двое рабочих кляли дождливую погоду, хреновую краску, собачью работу и чрезвычайно Шмелева раздражали. Ровно до того момента, как один сказал:

– Баста. Перекур.

А второй извлек из рабочей сумки бутыль огненной воды, бутербродики и позвал:

– Мужик. Хорош тосковать. Иди, на троих разделим.

Евгений Петрович к тому моменту совсем продрог, а мысль, как холодно Аленке там, под землей, наполнила душу неизбывной тоской. Но все равно твердо ответил:

– Не пью.

– Ну и дурак, – усмехнулся работяга. – За помин души сто грамм принять – самое милое дело.

– Ты не думай, – похвастался напарник. – У нас не какая-то бормотуха. Тройная очистка! Как слеза младенца. Давай.

– За рулем я, – с тоской отозвался Шмелев.

– Ну и брось тут свой руль. На маршрутке доедешь.

А второй уже пластиковый стаканчик в руки сует.

И не удержался Евгений Петрович. Жахнул. Первую, вторую. Оградку решили сегодня не докрашивать – пошагали в магазин за добавкой. Ночевал у новых друзей в сторожке. В тумане алкогольном видел на мобильнике Мартины звонки – не отвечал. А ко второму дню запоя и вовсе на телефон не смотрел.

Новые знакомые оказались ответственными – следующим вечером гульбище завершили и даже отправили собутыльника домой на такси. Евгений Петрович продолжил пить – теперь в одиночку. Морок длился четыре дня. Когда наконец нашел силы остановиться, обнаружил двести восемнадцать пропущенных вызовов от Марты (и штук тридцать ее сообщений – сначала встревоженных, потом гневных).

Его терзало похмелье, на душе совсем тошно, поэтому немедленно кидаться с оправданиями не стал. Заварил чаю крепкого, включил телевизор. Бездумно пялился в картинку: женятся, примеряют наряды, спорят, готовят – что за жалкая жизнь! Но выключать не стал – дождался новостей. Про политику выслушал с отвращением: экономика ничтожна, культура смешна. Единственная хорошая новость – в подмосковных лесах грибы появились. Уже хотел выключать, но увидел на экране портрет Асташиной. Вздрогнул, прибавил громкость. Диктор сообщил:

– Продолжается расследование убийства известной телеведущей. Как нам стало известно, причиной ее смерти стал рицин. Яд оказался подмешан в кокаин, который Асташина употребляла.

Евгений Петрович в ужасе уставился в телевизор.

Его мечты ожили? Стали явью?

Вспомнил: Марта в уюте кафе поведала ему про тайную страсть хозяйки. А он – химик – не удержался от едкого:

– Кто б ей туда рицина добавил!

– Это что такое? – простодушно спросила девушка.

Он и рассказал – про яд без вкуса и запаха, который действует максимально эффективно, если его вдыхать.

– Ой, а ты можешь сделать? – оживилась Марточка.

– Зачем?

– Как зачем? Ей подсыплем.

Но Шмелев лишь горько усмехнулся:

– Забудь. Это неправильный метод.

Неужели Марта… нет, она не могла… да и где ей взять этот яд?

Потянулся к телефону – немедленно звонить. Уронил руку.

Включил компьютер.

Информации о ходе расследования мизер. Ангелина вроде как ночь накануне смерти в каком-то подозрительном клубе провела. И родственники мужа, оставшиеся без наследства, – как предполагали журналисты – могли отомстить. Про то, что горничная на подозрении, – ни слова.

Но вдруг это все-таки она?!

По телефону спрашивать нельзя. Надо срочно – очень срочно – с Мартой увидеться. И спросить – с глазу на глаз.

Хотел поехать немедленно, но выдохнул в кулак – выхлоп приличный. Да и вид совсем жалкий, почти как у Самоцветова. Придется до завтра ждать.

Выпил еще чаю. Подумал. Написал Марте сообщение:

«Прости, что не отвечал. Был болен. В лесу, говорят, грибы пошли. Давай сходим завтра?»

Ждал, что телефон немедленно затрезвонит. Но подруга отреагировала сдержанно. Отпечатала в ответ:

«Давай. Часиков в девять? На нашем месте?»

А он решил: раз почти сутки до встречи, можно еще выпить.

Зацепило, на вчерашние дрожжи, быстро. Смутно помнил: приходил к нему хмырь. Журналист. Что-то плел про Асташину, про Марту. В секретную комнату пытался ворваться. Евгений Петрович психанул. Журналюгу спустил с лестницы. Даже силы в себе нашел жалобу в полицию отправить по электронной почте.

И только потом уснул.

* * *

Марту никто не подозревал – допросили единственный раз и вопросы задавали формальные, но она все равно дико нервничала. Боялась не за себя. Причитала:

– Вдруг Женька не поймет?!

Юля убеждала:

– Поймет. И оценит. Ты ведь не ради себя – ради него старалась.

– А если наоборот? Скажет, что с убийцей ничего общего?!

Ласточкина сказала уверенно:

– Сдавать полиции он тебя точно не будет. Гарантирую.

– То есть как? – Марта побледнела.

– Шмелев благородный. Не станет доносить на любимую женщину.

– Да понятно, что не будет! Но если он просто уйдет?!

– Так ты не спеши признаваться. Сначала почву прозондируй.

– Подожди-подожди. Ты говорила, я для него святой стану! Он ноги будет мне целовать!

– Да, конечно, – улыбнулась Юля.

Но Марта, бледная, глаза горят, уже завелась:

– Ты гарантировала мне!

– Я и сейчас уверена. Исходя из его профиля. – Юлия постаралась, чтобы голос прозвучал твердо. – Но психология – это ведь не математика. Не точная наука. Я просто хочу сказать: если вдруг он не оценит, тебе лично все равно ничего не грозит.

– Но Женька же меня бросит тогда! – в ужасе выкрикнула Марта. Сузила глаза и рявкнула: – Если так, я все расскажу!

– Что ты расскажешь?

– Да про тебя! Кто этот план придумал!

– Кому?

– И Женьке! И полиции!!!

Такой реакции Юля не ожидала. Но намечавшуюся ссору нужно было срочно гасить.

Она ласково погладила подругу по плечу и следующие пару часов старательно ей внушала: все будет, как обещала. Шмелев обязательно оценит ее жертвенность и уже завтра они будут подавать заявление в ЗАГС.

Но когда наконец расстались, в отчаянии подумала: «А ведь Шмелев не оценит. И с этой дуры правда станется все ему рассказать!»

Вернулась домой. Металась в отчаянии по квартире. Когда выстраивала свой план, просчитывала все только до кульминации – смерти Асташиной. И когда задуманное сбылось да еще Феликс к ней вернулся, самонадеянно считала: она победила.

«Но тебе и сейчас ничего не угрожает, – успокаивала себя. – Даже если Марта все расскажет Шмелеву, что они сделают? Яд покупала она. Подмешивала – тоже. Я-то здесь каким боком? Да и не пойдет она в полицию – совсем, что ли, враг себе? Благородный Шмелев тоже любимую женщину не сдаст».

«Однако преступник-то до сих пор не найден, – хихикнул мозг. – И Марта, вероятно, тоже под подозрением. Да, сама в полицию не пойдет, но если на нее надавят? Уж