Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сразу все огрехи начали вспоминаться. Ссылку на магазин ядов Марте она сдуру с собственного телефона отправила. И рабочие на кладбище, конечно, вспомнят девушку: заплатила им целых десять тысяч за то, чтоб напоить безутешного скорбящего.
«Как-то бы до телефона ее добраться, переписку уничтожить!» – страдала Юлия.
Аппаратик у Марты, разумеется, под паролем, но она давно подсмотрела. Надо срочно с ней встретиться, под каким-то предлогом заполучить мобильник и стереть переписку! Но на дворе – глубокая ночь. А завтра в девять утра горничная уже со Шмелевым встречается! Даже если удастся увидеться с ней до того, стереть из телефона следы, все равно страх, что Марта расколется, выдаст ее, будет преследовать вечно. Тем более что Юлин-то мотив убить Асташину для полиции окажется совсем очевидным.
К четырем утра Ласточкина уже была готова: бросить все, даже любимого Феликса, и просто бежать. Куда угодно.
А к пяти ее наконец осенило.
* * *
Психологические построения журналиста Селиванову показались занятными.
Фактов, правда, оказалось негусто.
Полуянов утверждал: в день смерти Марты он проник в коттеджный поселок Пореченское через дыру в заборе. Обратил внимание: дорожка к тайному ходу не протоптана. А прут выпилен крайне неумело и криво.
Охрана утверждала, что проводит ежедневный обход территории и накануне вечером лаза, совершенно точно, не имелось.
Надя же вспомнила: когда, вскоре после неудавшегося самоубийства Юлии, приезжала к ней домой, подбодрить-утешить, в коридоре видела болгарку и криво распиленную кафельную плитку. То есть девушка инструментом владеет и обращаться с ним умеет. Пусть плохо.
– А еще, – горячо рассказывала Надя, – мне знаете что странным показалось? Юлька тогда говорила, что целыми днями дома, что ей плохо. Но когда я приехала, она позже меня пришла. Сапоги все в грязи. Сказала, что в тоске бродила сама не знает где. И накануне тоже, когда я звонила, фоном слышала: вороны кричали. Юлька сказала, что в какой-то парк забрела. Но врать что угодно можно. Она запросто могла оба дня в Пореченское ездить, горничной мозг полоскать. Там, если без машины, дорога дрянь, обувь точно испачкаешь.
– Как и в любом парке осенью, – парировал Селиванов.
– Но можно банально проверить: где она провела то утро, когда убили Марту, – вкрадчиво предложил Полуянов.
Запрос Селиванов составил. А потом поехал к Шмелеву (тот все еще находился под стражей). Про день убийства больше не расспрашивал. Интересовал его исключительно рицин.
В квартире Евгения Петровича (той самой запертой комнате, что так насторожила журналиста) действительно располагалась лаборатория.
Эксперты уже исследовали помещение и уверенно заявляли: оборудования, необходимого для производства этого яда, как и его следов, там не обнаружено.
Но химик Шмелев в силу образования просто обязан знать, как рицин действует.
Евгений Петрович лепетал прежние показания. Вообще не ведал, будто Асташина употребляет кокаин, и уж тем более он никогда не обсуждал с Мартой возможный способ убийства ее хозяйки.
Тогда Селиванов резко перевел разговор:
– А у Марты были подруги?
– К чему это сейчас? – устало спросил Евгений Петрович.
– Мы практически сняли с вас обвинения в убийстве. Но вопрос, кто это сделал, по-прежнему открыт. Ищем в первую очередь в ее окружении.
– Она дружила с какой-то своей коллегой, – пробормотал Шмелев. – Тоже домработницей.
– Как звать?
– Да я не интересовался. Галя, что ли. Или Юля. Марта от нее в восторге была. Говорила: такая умница, столько всего знает! Даже странно, что полы в чужих домах моет.
* * *
Момент, как Юлия Ласточкина выходит из дома, городские камеры видеонаблюдения не поймали. Но в шесть утра, в паре кварталов от ее квартиры, девушка в темной куртке, кепке по самые глаза и с рюкзачком на спине садилась в такси. По номеру машины вычислили водителя, расспросили о раннем рейсе. Пунктом назначения была Опалиха – ближайший к Пореченскому крупный населенный пункт.
– Где вы ее высадили?
– У станции.
– И куда она пошла?
– Вроде на электричку… – неуверенно сказал водитель.
– Вроде?
– Отправилась в сторону вокзала. Но я уехал не сразу, остановился шаурму съесть и видел: она все это время на площади болталась. Хотя объявляли поезда и на Кубинку, и на Шаховскую.
Селиванов отправил оперативников опрашивать местных таксистов. Сам же снова поехал к Шмелеву, спросил:
– Вы точно не говорили Марте, как может действовать рицин в сочетании с кокаином?
– Да почему это важно так?
– Потому что кто-то другой мог вашу идею использовать.
– Ну… хорошо. Говорил… Говорил! Марта даже загорелась сначала. Тоже не любила Асташину. Но я жестко сказал: насилие – не наш метод. Она и умолкла.
* * *
Когда сети заброшены повсюду, хоть мелкая рыбка, да поймается.
Один из нелегальных таксистов со станции Опалиха признал, что вез в день убийства девушку, чрезвычайно похожую на Юлию. Вышла она у поворота на Пореченское.
А сорок минут спустя женскую фигуру в темной куртке, кепке по самые глаза и с рюкзачком поймала видеокамера частного дома в поселке.
К Ласточкиной отправились с обыском.
Дверь открыл Феликс Шарыпов. Поначалу благостный, в шикарном махровом халате, он выслушал, как Юлии предъявили обвинение, и удивленно пробормотал:
– Горничную-то зачем было убивать?
У него попросили объяснений, и танцор простодушно сказал:
– Мне приятно было думать, что Асташину Юлька ради меня отравила. А вот при чем здесь эта Марта – совсем не понимаю.
Сама Ласточкина рыдала и на вопросы отвечать отказывалась.
Орудия убийства (как и болгарки, про которую говорила Надя) в квартире не обнаружили. Но экспертиза уверенно подтвердила: частицы кожи из-под ногтей Марты Костюшко принадлежат Ласточкиной. И чужая кровь, запятнавшая кофту покойной, – тоже ее.
* * *
Юля в конце концов согласилась сотрудничать со следствием и призналась, как обманом сподвигла Марту к убийству хозяйки и потом уничтожила ее саму.
Костюшко не испугалась, когда утром подруга позвонила в домофон. Отворила ей калитку, впустила в дом. Юлия убила ее специально купленным охотничьим ножом. С одного удара не получилась: Марта сопротивлялась, царапалась. Но Ласточкиной удалось ее одолеть. А потом, благо знала пароль, отправила с телефона горничной сообщение Шмелеву. Надеялась, тот лично явится требовать объяснений и в убийстве обвинят его.
Феликс охотно давал интервью и посещал ток-шоу, посвященные «роковой любви». Но подругу свою никак не поддержал – даже адвоката Ласточкиной назначило государство.
Шмелева из-под стражи освободили.
«Кайрос» – к огромной радости Анатолия Юрьевича – в громком деле никак не фигурировал.
Название клуба «Спартак» нигде не прозвучало. Тело Марьяны так и не нашли. Убийство Егора Кириченко, крупного бизнесмена и постоянного посетителя клуба, также осталось нераскрытым, и со смертью Асташиной его никто не связывал.
Но Игорь не торопился возвращаться из-за границы.
Однажды – с незнакомого номера – написал Полуянову:
Я далеко. Коты со мной. Она любила меня. Нашел в ее квартире.
Дальше следовал стих:
Мне стыдно за работу. За себя.
И признаваться страшно, что люблю тебя!
Люблю – а слов не нахожу. Злой рок.
Но ты мне очень нужен, Игорек.
Надя, когда прочитала, расплакалась. Сказала горько:
– Это теперь всегда со мной. Считай, своими руками человека убила.
Дима обнял. Прошептал:
– Жаль, что они не нашли друг друга. Хотя могли бы быть счастливы. А ты здесь ни при чем.
* * *
В преступную группу входили четверо. Врач. Директор дома отдыха. Психолог. И вор.
Доктор (пожилая акушер-гинеколог) нервничала больше всех. Хотя и считала дело за благо, все равно страдала, что пришлось нарушить врачебную тайну. Психологу даже пришлось ей напомнить, что в версии Гиппократа (в отличие от современной клятвы) имелись слова: «направлять режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением».
– Вы ведь согласны, что это пойдет ей на пользу?
– Безусловно. Но люди сами должны решать…
– Если человек глупо упрямится, его нужно подтолкнуть к правильному решению.
– Никогда за свою профессиональную жизнь я так не поступала, – вздохнула женщина.
Но благоприятные даты все-таки назвала.
Директор оздоровительного центра предоставил возможности. Коттедж со всеми удобствами в сосновом лесу. Лыжи. Коньки. Санки. Баню. Трехразовое ресторанное питание. Хороший алкоголь в холодильнике бара.
Психолог выдавал
