– Не волнуйся, дорогая! – Мадам, для разнообразия, не слушала ужасный «волосатый рок». – У тебя намечался заказ.

– Я ходила обедать кое с кем и забыла дома телефон. Что-нибудь интересное?

– Тот замечательный мужчина. Он всегда спрашивает тебя.

– А-а-а… – Это происходит примерно раз в неделю с тех пор, как я начала работать. – Француз?

– Да, такой чудесный джентльмен!

– Ага, и всегда дает меньше часа на сборы перед заказом. Я не могу добраться туда так быстро! – Мой дом находится слишком далеко от центра города. – Я так понимаю, что ты предложила одну из других девушек?

– Да. Но он всегда спрашивает тебя, дорогая.

– Скажи ему, чтобы в следующий раз он дал мне больше времени на сборы, о’кей?

– М-м-м… – В трубке послышался еще чей-то голос, и мадам вдруг заговорила странно тихо, а потом вообще зашептала: – Извини, дорогая, должна бежать! Рада была поболтать с тобой, пока-а!

Должно быть, это тот самый бойфренд, который не имеет ни малейшего понятия, чем она зарабатывает на жизнь. Мне это кажется странным, но, в конце концов, ведь это ее работа незаконна, а не моя.

Вскоре после этого пришло сообщение от П.С.: «Сад пыток»[47]. Что скажешь?»

Что ж, если он так пытается поддерживать мой интерес, то определенно хорошо с этим справляется. Конечно, уже бегу, тряся на бегу бубенчиком. Прицепленным, конечно, к моему соску.

Шла вчера по подземному переходу к Дистрикт-лайн возле Монумента[48]. Там сидел уличный музыкант, наигрывавший на гитаре дилановские[49]рифы и импровизировавший стихи о проходящих мимо людях.

– «….и сказал я: о, друг мой, появится женщина… и пройдет она мимо тебя… она будет вся в белом и в розовых туфлях… это будет прекрасная женщина…»

Я не могла не улыбнуться, бросив взгляд на свои туфли. Пыльно-розовые с вырезанными носами башмачки. Очень в стиле 1940-х или 1970-х – в зависимости от того, как зашнуровать.

– «…и, друг мой, ты узнаешь ее… ты узнаешь эту женщину по ее улыбке…»

Я, не задерживаясь, пошла дальше, но посмеивалась всю дорогу и обернулась, чтобы улыбнуться ему, прежде чем повернула за угол.

Н. заглянул ко мне после качалки, чтобы помочь с подушками. Под помощью он имел в виду «посидеть на них, пока заваривается чай» – что, я полагаю, действительно в своем роде помощь. Кто-то же должен поставить на обивку первое пятно. Под пятном я не имею в виду ничего грязнее пролитого чая, если что. Ах вы, испорченные создания!

Глаза у Н. загорелись, как только он увидел лопатку для подушек – паддл. Когда я вернулась с кухни с исходящими паром чашками, он уже проделывал пробные шлепки по своему бедру.

– Новая штучка в рабочем наборе? – поинтересовался он.

– Принесли вместе с диваном, – объяснила я.

– Класс!

Одна из бывших Н. – та, которая разбила ему сердце, – стала время от времени появляться в спортзале. Я заметила, что происходит это тогда, когда его появление там маловероятно. Порой я задерживаюсь возле шкафчиков, подслушивая, на случай, если она с кем-то разговаривает, понимая, что сведения о теперешнем положении ее дел принесут мне ценный приз. Если она и знает, кто я такая, то не подает виду. Пока не уверена, говорить ему или нет. Мы успели выпить по полкружки, когда разговор, как это неизбежно бывает, повернул к ней.

– Я даже не знаю, звонить ей или нет, – пожаловался он. – Если она встречается с кем-то новым, я буду чувствовать себя ужасно, если нет – буду гадать, в чем смысл нашего разрыва.

– Если человек решил, что все кончено, то ты ничего не можешь сделать.

– Я знаю. Просто подумал: наконец-то я во всем разобрался, наконец-то я… Святая задница!

– Что такое?!

– Выгляни в окно!

Я повиновалась. Обычная улица спального района, на противоположной стороне припаркованы машины. В некоторых домах горит свет, в некоторых – нет. Почти невидимые капельки дождя ветер сдувает по косой, и они похожи на душ из чего-то оранжевого в свете уличных фонарей.

– Ну и что?

– Это его машина. Машина твоего бывшего!

Я прищурилась. Мои глаза уже не те, что были прежде, я не вожу машину и пересмотрела свое представление о «нормальном расстоянии чтения газеты» примерно до двух сантиметров от кончика собственного носа. Но да, это было ужасно похоже на машину Этого Парня: «Фиат», пятая модель, в полуквартале отсюда.

Непроизвольно поежилась. У окна было холодно, и я задернула гардины.

– Таких машин полно!

– Ее там не было, когда я парковался, – заявил Н. – И ни у кого из твоих соседей нет такой.

Я вернулась к дивану, взяла свою чашку с чаем и уселась.

– Мммм… Не думаю. Не знаю…

Во всяком случае, когда через час Н. уезжал, та машина исчезла.

Иногда летом моя мама сдавала меня на пятидневку в еврейскую детскую группу – что-то вроде городского лагеря. Обычно мы ошивались в общественном центре, играя в настольные игры или, по принуждению взрослых, занимаясь странными видами спорта, наподобие корфбола, правила которых никто не знал. Иногда у нас бывали экскурсии.

Однажды мы в двух мини-автобусах отправились на пляж. День выдался не сказать, чтобы теплый, но пляж – это удовольствие (нам так сказали), поэтому мы не должны потратить день зря (и это нам тоже сказали).

Однажды наша школьная учительница принесла в класс засушенную морскую звезду, привезенную из отпуска за границей, так что я провожу весь день, шлепая босиком туда-сюда по берегу и высматривая морских звезд. Конечно, там нет ни одной. Некоторые другие девочки сидят по-турецки на мелководье, понарошку намыливают волосы песком. Предлагают мне присоединиться, но я не хочу. Кажется, что вода очень холодная.

Перед тем как разрешить нам забраться обратно в автобусы, воспитатели неистово драят нас щетками. Но когда мы возвращаемся, песок по-прежнему везде и всюду, поэтому взрослые командуют девочкам уйти в одну комнату, а мальчикам в другую, чтобы переодеть купальные костюмы и вытряхнуть полотенца. Между этими двумя комнатами есть что-то вроде раздевалки или коридора, и мальчишки даже не представляют, что две девочки постарше подглядывают за тем, как они переодеваются.