В идеале хотелось бы, чтобы у ребенка были красивые, стройные ноги и пропорциональная структура тела. Стопа не плоская, а с высоким, крутым подъемом. Длинная шея, небольшая голова, неискривленный позвоночник. И прочее, прочее…

Хорошо, если бедра ребенка предрасположены к выворотности. Выворотность – одна из основных категорий балета. Сомкнув пятки и поставив ступни под углом, приближающимся к 180 градусам, танцовщик выворачивает бедра, что придает его позе некую устремленность к зрителю.

Жан-Жорж Новер, хореограф XVIII века, писал:

«… Нет ничего важнее для того, чтобы танцевать хорошо, как развертывание бедра вовне. Танцовщик, у которого конечности обращены вовнутрь, выглядит неуклюже и неприятно. Противоположное положение придает легкость и совершенство, наделяет па, позиции и аттитюды грацией…»

Медицинская наука считает, что вырабатывать выворотность следует с раннего возраста, поскольку положение кости внутри тазобедренного сустава должно меняться медленно, постепенно. Но одни дети предрасположены к выворотности больше других, и форсировать здесь, думаю, не стоит.

Само собой, ребенок должен чувствовать ритм, обладать музыкальным слухом.

Предположим, все при нем. Не спешите, однако, с долгосрочными прогнозами. Не всегда удается предугадать, как изменится детская фигурка по мере роста. Гены могут подвести. Ребенок может остаться низкорослым или, напротив, вымахать в Гулливера. Мышцы могут пойти в толщину, особенно при неправильных тренировках.

Я сидела в комиссии, когда принимали в балетную школу Екатерину Максимову, ей было лет десять. Ноги и вся фигурка – очаровательны, но рост, показалось нам, подкачал. Слишком миниатюрна. Хоть бери да ставь на камин, словно фарфоровую статуэтку. А жаль, жаль.

Тогда мы решили вызвать ее мать. Когда дверь распахнулась, вся комиссия невольно подняла вверх головы. В экзаменационный зал вошла высокая, статная женщина. Комиссия наша дружно рассмеялась, девочку приняли. Максимова оказалась именно такой, какой должна быть балерина мирового класса.

Внешними данными и овладением техникой, конечно, не исчерпываются условия рождения звезды, поскольку балет – это не искусство перебирать ногами. Последнее слово всегда за творческой индивидуальностью балерины или танцовщика, за их духовным «я». Вот почему красавицы в жизни совсем не обязательно станут царицами сцены. И наоборот.

Федор Лопухов любил вспоминать свой класс на балетном отделении Петербургского театрального училища в конце XIX века. Там училась девочка, которую мальчишки игнорировали и за неказистый вид оскорбительно называли «шваброй».

Это была Анна Павлова.

Итак, отдавать или не отдавать ребенка в балет? Перед завершением моей танцевальной карьеры и окончательным переходом к карьере педагогической все эти теоретические рассуждения внезапно приобрели для меня глубоко личный смысл.

24 декабря 1948 года у меня родился сын Миша.

Я всегда хотела ребенка. Но жизнь не позволяла.

Сначала взлет балетной карьеры поглощал все силы. Затем нагрянул кошмар 37-го года. Арест Рахили. Хлопоты, связанные с ее освобождением. Сестра с детьми на моих руках. Потом война, которая развела меня с первым мужем. Вы помните печальные страницы этой книги.

Отгремел победный салют в Москве, осела послевоенная гарь, устоялось мое положение в Большом театре, прежде чем сердце отошло от немоты и я смогла опять думать о ребенке. Как и множество женщин после войны, без ребенка я чувствовала себя обделенной судьбой.

Среди мужчин, ухаживавших за мной, был он. Он – гонщик по вертикальной стене.

…Страшно модный в те годы и страшный сам по себе цирковой аттракцион, на который ломились толпы зрителей. В московском Центральном парке культуры и отдыха воздвигается цилиндр, вроде гигантского стакана с галереей для публики. Звуки фанфар, простреленные треском мотора. Человек врывается с трамплина внутрь цилиндра и начинает выписывать на его круглой вертикальной стене немыслимые фигуры на мотоцикле. Мотоциклетный рев заполняет цилиндр, смешиваясь с ревом восхищенной толпы. Легкие стены цилиндра дрожат, женщины дрожат от страха, их сердца замирают от восторга и изумления перед бесстрашием гонщика. Проходит несколько минут, и зрители вздыхают с облегчением – слава Богу, не разбился. Но это еще не конец – неожиданно гонщик взлетает на отвесную стену уже на автомобиле и начинает носиться по кругу, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее…

Предтеча невесомости, которой поразили нас двадцать лет спустя космонавты? Или возможно, некий вариант левитации, когда святой отец одной силой своей мысли поднимается над землей.

Во всяком случае, гонщика звали Григорий Левитин.

Познакомились мы благодаря моему племяннику Науму, сыну моего брата Маттания. Кстати, Наум тоже пошел в балет. Наум Азарин-Мессерер стал популярным в Москве педагогом и отдал много сил для процветания Московского театра Станиславского и Немировича-Данченко. Я всегда гордилась племянником, его успехами.

Так вот, Наум и позвал меня как-то в Центральный парк, на аттракцион Левитина.

Гриша Левитин стал моим мужем и отцом Миши.

Первая жена Григория умерла, он один растил прелестную дочку, Рину. Ее я отдала в балетную школу, и Ирина Левитина протанцевала массу лет в Большом театре, а ее муж Дмитрий Бегак – первый исполнитель роли Спартака на сцене Большого.

Рожала я в привилегированном роддоме. Это мне устроил Юрий Файер, имевший обширные связи. Без блата в России трудно. А в те годы «без блата» иногда означало «без ребенка». В обычном, «общечеловеческом» родильном доме в одной палате бывало по десятку и больше рожениц, и в теснотище могло произойти и происходило все, что угодно. Тем более что первого ребенка я дождалась в сорок лет – не в идеальном для таких свершений возрасте.

В элитном же храме продления потомства на Арбате я возлежала в отдельной комнате с телефоном и потолком, расписанным фресками а-ля Леонардо да Винчи. Не будь я прима-балериной, не видать бы мне этих райских кущ.

Ирина Левитина

Впрочем, возлежать особенно не пришлось. С утра я еще ерзала на каком-то театральном собрании, а в пять вечера, почувствовав, что час пробил, позвонила в больницу и четко поехала рожать. Причем я почему-то не сомневалась: рожу сына – ультразвукового исследования тогда, конечно, не делали.

Так наутро и случилось – сын!

Мы назвали его Михаилом в честь моего отца, Михаила Борисовича Мессерера, и в память о Мише Плисецком, изумительном человеке, уничтоженном советским государством.

Родить в 1948 году было непросто. Но настоящие хлопоты посыпались, как из мешка, потом. Где найти питание для ребенка, соску, коляску? В послевоенной Москве все это становилось проблемой даже для артистки Большого театра.