Миссис Смит не помнила, чтобы они такое проделывали. Может, память, от которой в ее жизни отныне столько будет зависеть, все-таки подводит.

— Я как раз думала, как приятно быть женщиной средних лет.

— Ты не женщина средних лет. Возраст — дело самоощущения. Это правда, я не просто так. Я молодой, ты молодая, мы можем горы свернуть. Я раньше никогда не чувствовал себя таким молодым, таким здоровым!

По переносице у Конрада протянулись полоски пота; жидкость выступила в ямочке подбородка и на липком бледном лбу. Безжизненные кончики пальцев, под ногтями грязь. От него пахло. Помимо свежего запаха кофе, несло свежим потом и старым потом — запах близкой смерти.

— Расскажи, как с музыкой.

— Я же сказал, замечательно. Каждый день новые открытия. Революционные приемы. Новая техника. Новые горизонты. Ну как же свежо ты выглядишь!

Миссис Смит знала, что в волосах у нее седина, что от уголков глаз веером разбегаются морщины, что шею лучше прикрывать, а тело после родов размякло. Языком ей вслед не прищелкивали. Рассчитывать или надеяться на какие-то поползновения в свой адрес, как правило, не приходилось.

— Не надо. Я как раз думала, как удачно, что молодость бесповоротно прошла. Потому что за плечами время, потому что я окружена временем. Слушай, я решила написать большую книгу — о моем времени, о времени, которое я прожила и которое уже не вернется.

Пожалуй, впервые за время их знакомства она открыла ему что-то сокровенное. А все благодаря музыке.

— Когда у нас пройдет молодость, — возразил Конрад, — обязательно что-нибудь придумают, чтобы останавливать старение навсегда. Над этим уже работают. Скоро можно будет побороть смерть. А что? Вполне, в большинстве случаев. Нет, правда; я кое-что выяснял. Надо исключить сигналы, которые дают телу команду стареть: снижение уровня гормонов, вымывание кальция — такие вещи. Тут вопрос политический: обывателям, само собой, ничего не говорят, потому что не ясно пока, что делать с перенаселением. Но у меня свои источники. Надо просто перехитрить гены и заставить их воспроизводить себя, как раньше, в твоем собственном теле, никакого чужого не нужно. Это осуществимо. Я сделал вазэктомию. Хватит детей, хватит алиментов, хватит тратить генетический материал на других. Будем копить. Воспроизводиться. Жить. А ты говоришь, молодость прошла.

— Но мне нравится как есть! — еще раз попыталась достучаться до него миссис Смит. — Я вдруг поняла, что моя форма искусства требует средних лет. Нужен временной диапазон. Время — ключевой параметр.

— Времени нет. Время — иллюзия. Новая музыка это понимает. Всё — в настоящем. Сейчас. А прошлое, гармония, метр, темп — это неинтересно. Мы разрушили понятие времени и порядка. Вся игра — на случайности, на хаосе. Эйнштейн развенчал иллюзию линейного времени.

— Ну а как быть с биологическим временем? — храбро возразила миссис Смит, которой уже приходилось слышать эти доводы, хоть и не от Конрада.

— Звуки — мгновенные, одноразовые, — продолжал Конрад в экстазе. — Постоянно меняются и всегда пребывают в настоящем. Биологическое время тоже иллюзия. Умирают только сложные организмы. Простые клетки бессмертны. Это можно изменить. Мир надо улучшить — вот самое главное. Мы должны выжить. Тебе можно доверять?

Миссис Смит, не говоря ни слова, опустила веки. Сейчас будет очередное откровение на половую тему.

— Знаю, что можно. Потому и встретились. Такие вещи просто так не случаются. За мной следят. Я в опасности.

* * *

Сюжет принимал шпионский оборот. Не зная, как реагировать, миссис Смит продолжала понимающе смотреть и неопределенно молчать.

— Там напротив, через дорогу, темная фигура с мерзким зонтом. Только не смотри пока.

«Паранойя», — пронеслось в голове у миссис Смит.

— А в чем дело? — спросила она нейтрально.

— Я достал, — Конрад наклонился к ней через ламинированный столик и дыхнул в лицо застарелым дымом и кислым страхом, — папку с секретными планами. Дело жизненной важности. Нужно доставить ее в израильское посольство.

Он выложил перед ней затертую, грязную папку, перетянутую разномастными веревочками, из-под которых вылезали пожелтевшие углы ксерокопий.

— Может, благодаря этому удастся предотвратить атомную войну. У них ведь есть бомба. Не ровен час, взорвут. Ты же понимаешь: весь мир против них, постоянная война за выживание, на протяжении веков…

— Но послушай…

— Ты ничего не знаешь. Я работал на нашу разведку. Сверхсекретные исследования. Все эти поездки на Восток, на научные конференции, — они были не просто так. Я знаю, что к чему. В Израиле на разведку работают все. Иначе им не выжить. Как только увидел Мириам, понял, что и она тоже. Но только она мне не доверяет. Хочу вот это передать израильтянам. В знак дружбы. Со стороны Великобритании.

Миссис Смит не удержалась и тихонько спросила, что такое «вот это», хотя и постаралась придать своему вопросу равнодушный тон. На той стороне улицы мужчина в темном плаще закурил, переложил зонтик из руки в руку, бросил взгляд на окно кофейни и вновь принялся изучать выставленные в витрине мужские рубашки во всем их буйстве красок: в алую полоску, в розовый цветочек, с черно-золотыми огурцами. Не похож он был на человека, который носит такое.

— На музыкальном факультете одного университета создали инструмент — построили машину, которая звуковыми волнами разлагает твердые тела. За счет вибраций. От этих звуков на определенных частотах люди впадают в полную прострацию. Съезжают с катушек. Особенно арабы: у них слышимый диапазон шире. Пытаюсь переправить эти документы в израильское посольство.

— Какой ужас, — сказала миссис Смит.

— Конечно ужас. Жизнь ужасна. Не убиваешь ты — убьют тебя. Но я хотел кое о чем попросить: посторожи копии документов, ладно? Просто посиди здесь и посторожи. Если не вернусь через час, отнеси кому-нибудь в музыкальном отделе Би-би-си. В Би-би-си полно шпионов. Я их знаю, у меня есть список.

— Ужас, — продолжила было миссис Смит, — в том, что используют музыку. Музыка…

Но Конрад не дослушал:

— Я тебе дам сто фунтов. Пятьсот фунтов. За полчаса. В качестве страховки, а?

— Не стану я связываться, — поднялась из-за стола миссис Смит. — Не нравится мне это все. Я ухожу.

— Э, нет! Никуда ты не пойдешь. Твоя роль еще, пожалуй, не сыграна. Сиди здесь, чтобы я тебя видел.

Он схватил миссис Смит за руку. Человек на противоположном тротуаре вновь посмотрел на них, потом надвинул шляпу на глаза и погрузился в созерцание домашних туфель из черного бархата с вышитыми золотом оленьими головами. Ей вспомнился находчивый шпион из «39 ступеней».[56] Желание выпутаться из этой истории — международного инцидента, бреда параноика — стало невыносимым. Она попробовала освободиться: