Трясясь от холода, Флинн пристроилась за группой пятиклассников, поднимающихся по металлическим ступеням в столовую. Со вздохом облегчения она, Пегс и Касим вошли в тёплый поезд.

– Послушайте, синьор, наши ученики не пингвины, – услышала Флинн голос Даниэля в ответ на прочитанную ему синьором Гарда-Фиоре лекцию о дисциплине и порядке. – Неужели воскресная вылазка два года назад не послужила вам уроком? – спросил Даниэль. – Прошу вас никогда больше не показывать павлинам, как вызывают снежную лавину.

Флинн подавила усмешку. Они сели за их всегдашний стол, каждый – с дымящейся чашкой какао, взятой со стойки самообслуживания, и Флинн со своего места оглядела вагон. В столовой сидели почти все ученики, грея руки о чашки с какао, сливками и маршмеллоу, сотворёнными Рейтфи в рекордные сроки.

Флинн заметила Гарабину, с недовольным видом сидящую за соседним столиком, и ей мгновенно вспомнилась вчерашняя ночь, когда Гарабина обвинила её в порче телескопа. У Флинн зародились сомнения: а вдруг друзья и правда имеют к этому какое-то отношение?

– Синий блокнот, который всегда при тебе… – осторожно начала она. – Ты ведь не записываешь там всякие свои проделки, а, Касим?

Касим отставил чашку в сторону.

– Ты имеешь в виду Безумно остроумные безумные идеи? – спросил он с усами из сливок над верхней губой. – Они совершенно безобидные, Флинн, ну честно! Это всего лишь один мой проект.

– Опять проект? – спросила Пегс, задумчиво покачивая чайной ложечкой. – Пять месяцев назад твой первый так называемый проект состоял в том, чтобы украсть из столовой все ложки, потому что они так красиво блестели. Есть супы Рейтфи ножом и вилкой было до смешного непросто.

Флинн рассмеялась. Сомневаться в Касиме было неправильно – и в то же время, к сожалению, жизненно необходимо. Никогда не знаешь, не нарушит ли он в следующую секунду какое-нибудь правило поезда. И что им делать, если новый проект Касима заключается в том, чтобы ночью залезть на крышу и сломать телескоп Гарабины? Как бы Флинн ни одобряла эту идею, они все трое нарвутся на крупные неприятности. Флинн попыталась выкинуть эту мысль из головы и сама не своя от радости быстро последовала за Даниэлем, когда тот – уже в брюках и рубашке – объявился рядом с ней и знаком позвал пройти с ним в чайный бар.

В тёмном вагоне с барной стойкой и охлаждаемыми полками Флинн чувствовала себя как в парнике. Холодный пар, поднимающийся над бесчисленными стеклянными бутылочками, делал воздух влажным и сладковатым. Оконные стёкла запотели. Поставив свою чашку с какао на стойку, Флинн уселась напротив Даниэля на один из шатких барных стульев. Ей было немного не по себе – как всегда, когда она разговаривала с ним, не понимая, чего от неё ждут.

Даниэль, сделав большой глоток какао, скользнул взглядом по вагону. У стойки находились ещё двое павлинов, но они, отвернувшись, сидели в другом конце вагона.

– О том, что я тебе сейчас скажу, – без всяких предисловий начал Даниэль, – ты не должна рассказывать никому.

Флинн потрясённо уставилась на Даниэля. Она так разволновалась, что ей стало душно в чайном баре. Первым порывом Флинн было не слушать – ей вовсе не хотелось знать, что там собирался выложить Даниэль, – но потом она подумала: Йонте. Может, это касается Йонте!

– Это касается Гарабины, – сказал Даниэль, рассеянно помешивая какао в чашке.

– Тогда мне плевать, – сказала Флинн, едва скрывая разочарование. – Гарабина даже не извинилась перед нами за свои фокусы со временем, которые ей чуть было не удались. А теперь она ещё и заявляет, что я приклеила её телескоп…

– Да, об этом и речь, – перебил Даниэль. Флинн замолчала. Она не понимала, что это – разговор директора с ученицей или беседа отца с дочерью, и эта неясность заставляла её нервничать. – Гарабина в ближайшее время ответит за свои поступки перед комиссией центрального бюро Всемирного экспресса, – сообщил Даниэль.

– Давно пора! – откликнулась Флинн. В конце концов, Даниэль ещё на прошлой неделе сообщил ей о предстоящем слушании. Из-за этого она почти завидовала Гарабине. Ведь, кроме Рольфа с Гансом да нескольких поставщиков на вокзалах по воскресеньям, никого из сотрудников центрального бюро она ещё не встречала.

– А как же Гарабина попадёт в центральное бюро? – спросила Флинн, лишь позже сообразив, что даже не знает, где это бюро находится.

Даниэль, побрякивая ложечкой, размешивал какао:

– Комиссия приедет к ней. Я не готов отклоняться от маршрута только для того, чтобы Гарабина посетила исторический район Пуллман в Чикаго.

Флинн распахнула глаза.

– Чикаго в Америке? – спросила она.

По лицу Даниэля пробежала улыбка, и ей сразу бросилось в глаза, что в ярком утреннем свете он выглядит как-то моложе. Его взлохмаченные волосы блестели здоровым блеском, а усталые глаза внезапно стали смотреть бодрее. Флинн задалась вопросом, как это, несмотря на все его заботы, ему самым неожиданным образом удаётся выглядеть более отдохнувшим, чем она. Может, он побывал в купе мадам Флорет и воспользовался её розовым антивозрастным кремом?

– Наш маршрут проляжет в Америку в будущем году, – пообещал Даниэль. – Ещё несколько месяцев – и ты увидишь Чикаго собственными глазами.

Америка… Неужели это и правда возможно?! Пока Флинн пыталась представить себе, как Всемирный экспресс катит по рельсам, протянувшимся по водной глади океана над многокилометровой глубиной, а на рельсы набегают волны, вздымающие с обеих сторон поезда пенные брызги, Даниэль вернулся к теме разговора:

– На слушании в воскресенье Гарабина должна непременно признать вину, иначе её высадят из поезда. Но боюсь, она никакой вины за собой не чувствует.

Так же считала и Флинн, но ей было всё равно.

– Мило, – только и сказала она, мысленно всё ещё пересекая Атлантику. – Значит, Гарабине придётся покинуть экспресс. И что с того?

Лицо Даниэля помрачнело.

– Думаю, ты не понимаешь, что это значит, Флинн. Гарабина – гений. И если мы не дадим ей образование во Всемирном экспрессе, это сделает Домус Делектус.

– И что? Не беда, – с наигранным простодушием сказала Флинн.

Даниэль взглянул на неё своими карими глазами косули.

– Домус Делектус, – настойчиво повторил он, – даст ей образование, основанное на совершенно иных ценностях. Знаешь, что натворит Гарабина, если ей позволят думать, будто она более значима, чем ты? В Домусе Делектусе она выучится манипулировать людьми и пытать их. Она будет развязывать войны и контролировать весь мир. – Даниэль нагнулся к Флинн. – Тогда попытка Гарабины открутить время в поезде назад станет самым безобидным из всего, что она когда-либо совершит, поверь.