– Флинн Нахтигаль!

Флинн сорвала бурные аплодисменты, вероятно вызванные тем, что она тигрик, или облегчением остальных из-за того, что перед классом выходить не им.

– Не забудь, – прошептал Касим, когда Флинн проходила мимо него к учительскому столу, – о-ба-я-ни-е!

– Сейчас как дам тебе «обаяние»! – прошипела Флинн, стараясь не замечать скептического взгляда Фёдора.

– Итак! – Вильмау, усевшись на освободившееся место Флинн, приступил к объяснению. – Начнём с рукопожатия, типичного для многих западных стран ритуала приветствия и прощания. Подайте друг другу правую руку, пожмите и коротко потрясите.

Флинн и Фёдор с сокрушённым видом протянули друг другу руки. Флинн ощутила шершавую кожу Фёдора и сильные мышцы под ней, но его пожатие было таким коротким и недружелюбным, что Флинн не понимала, от чего её охватила дрожь – от жара или от холода.

– Славно, славно! – Вильмау был в таком восторге, словно Флинн только что сдала годовой экзамен. Она казалась себе полной дурой. Очень хотелось соврать Вильмау, что ей стало плохо или закружилась голова, но за это она получила бы штрафные палочки. А если, как знала Флинн, их будет больше десяти, она не сможет перейти в следующий класс. Рисковать она не могла: ведь именно с поведением всё обстоит не очень хорошо.

– А теперь перейдём к поклонам, – призвал Вильмау. – Сложите ладони вместе, расположите руки перед собой и слегка поклонитесь. Такое приветствие распространено от Таиланда и Индии до Японии…

Флинн не смогла дослушать объяснение Вильмау до конца. В ней колючкой шевельнулась скрытая обида. Стук колёс отзывался в голове. Флинн и Фёдор снова поприветствовали друг друга без особого энтузиазма.

И опять Флинн не понимала, на кого ей больше злиться – на Фёдора или на себя. Она ощущала его неловкость и понимала по его чересчур напряжённому лицу, как это всё для него невероятно мучительно. Ему не лучше, чем ей… И почему бы им просто не посмотреть друг другу в глаза и не рассмеяться?

– И в-третьих – поцелуй носами или приветствие обнюхиванием! – воскликнул Вильмау, явно довольный тем, что сегодняшнее занятие проходит так успешно. – Это традиционный способ приветствовать друг друга у эскимосов, коренных жителей Арктики.

Взгляд Флинн перескочил на учителя. Поцелуй носами?! Она не понимала толком, что это, но для неё это однозначно было уж слишком!

– Не буду я ни с кем целоваться! – крикнула Флинн громче, чем хотела.

По рядам захихикали. Вильмау потрясённо огляделся вокруг, словно не понимая, что происходит. Касим бросил на неё разочарованный взгляд, будто хотел сказать «Так мы атаку обаяния не выиграем!».

«Плевала я на обаяние», – строптиво подумала Флинн.

– Хорошо, что предупредила, – с серьёзным лицом сказал Фёдор. – Я имею в виду, что ни с кем целоваться не станешь.

Повернувшись к нему, Флинн увидела, что он смотрит прямо на неё. Её тут же бросило в жар.

– Я бы стала, – пошла она на попятную. – Только не… только не…

– …только не со мной? – предположил Фёдор.

В ответ глаза Флинн полыхнули яростью. Она хотела сказать «только не здесь», но теперь разозлилась, что Фёдор втягивает её в этот разговор, к которому она не готова. И тем более у всех на глазах!

Чувствуя биение сердца где-то в горле, она сказала:

– Да, именно: только не с тобой.

Лицо Фёдора окаменело. При свете дня подбородок его казался ещё более угловатым.

– Великий Стефенсон, да это же приветствие, а не признание в любви, – раздался с первого ряда удушливый голос Стуре. – Просто столкнитесь кончиками носов – это даже ты сможешь, Флинн Нахтигаль!

Сердце у Флинн от ярости и стыда забилось как какое-то магически-технологическое изобретение.

– Да пожалуйста, – сказала она каким-то не своим, пронзительным голосом, наклонилась и с такой силой врезалась носом в нос Фёдора, что это выглядело как столкновение двух машин.

На долю секунды их лица сблизились настолько, что, как казалось Флинн, она могла пересчитать все крошечные серебристые крапинки в глазах Фёдора. Она увидела мягкие линии в его лице, делающие его старше, чем он есть на самом деле, и почувствовала его дыхание, коснувшееся её губ, а затем отвела голову, без единого слова развернулась и прошествовала из вагона – как воительница, только что одержавшая победу.

Вот только ощущения победы не было и в помине. У неё ужасно болел нос. Запершись в ванной комнате, Флинн увидела в зеркале, что переносица опухла и немного покраснела. Флинн побрызгала на неё холодной водой. И о чём она только думала?! Мало того что она, возможно, сломала Фёдору нос – ей ещё и страшно стыдно перед ним. Она подумала, что, должно быть, выглядела такой, какой ей быть вовсе не хотелось, – высокомерной и глупой. Ей выпал шанс однажды повести себя взрослее, чем он, а она этот шанс упустила – даже наоборот: она оставила Фёдора униженным при павлинах! Ей было очень жаль его.

А ещё она рисковала не перейти в следующий класс по предмету «поведение»! До конца первого учебного года оставалось всего двенадцать недель. Двенадцать недель! А она не смогла продержаться это время без штрафных палочек.

Опустившись на кафельный пол между разноцветных ковриков, Флинн прислушивалась к успокаивающему шуму поезда. Всемирный экспресс всё ещё двигался по Москве. На полных обаятельной старины улицах ввинчивались ввысь современные высотные дома – и за всем этим на фоне бледного утреннего солнца возвышались колокольни церквей с пёстрыми византийскими куполами-луковками. Но сейчас даже их сказочный вид не ободрял Флинн. Утешало только то, что Йонте за короткое время, проведённое им в поезде, уж точно набрал намного больше штрафных палочек, чем она. И наверняка гордился этим! А поцелуи носами он, скорее всего, раздавал так же легко, как другие – рукопожатия.

Флинн вяло улыбнулась. Палочкой больше, палочкой меньше – на занятие она сегодня не вернётся. Вместо этого, вытащив из кармана брюк открытку Йонте, она принялась подробно разглядывать её. Скандинавский вокзал, гимн школы – всё это привело её сюда, но не дальше. «Что я вообще делаю здесь, в поезде, без Йонте? Что из того, что я тигрик, если не могу его найти?»

Колебание вагона усыпляло Флинн. Прислонившись к отделанной кафелем стене ванной комнаты, она перебирала в памяти проведённые с Йонте летние месяцы. Ей так хотелось поговорить об этом с кем-нибудь.

А вдруг она больше никогда не увидит Йонте? И так и будет искать и искать его до конца жизни?

Когда мелодичный звук гонга оповестил об окончании занятий, она поднялась, разминая затёкшие ноги.

За обедом ни у Пегс, ни у Касима, похоже, не было времени выслушать тревожные мысли Флинн. Когда она присела к ним за столик, чтобы съесть порцию филе лосося в грибном соусе, Касим протягивал подруге что-то вроде валентинки, на которой написал: