Естественно, что вскоре чиновник уже представить не мог свою жизнь без расторопного порученца. Но и Лёня зря времени не терял. Свою должность «золотой рыбки на посылках» он использовал для сбора нужных сведений и справок. Вскоре Красавчик свободно ориентировался в штатном расписании многих госучреждений Одесской области и владел портфелем с полным набором нужных бланков, снабжённых подлинными гербовыми печатями и авторитетными подписями. Можно было начинать собственный бизнес.

Большая игра требовала артистизма, а уж этого товара у «красы и гордости Одессы-мамы» всегда водилось в изобилии. Была учреждена артель под вывеской хорошо теперь знакомой «Одессе» потребительской кооперации. В качестве работников свежеиспечённый начальник предпочитал брать фронтовиков-инвалидов. После войны многие потерявшие конечности, челюсти и глаза солдаты не получали от государства пенсию либо имели от казны такие копейки, что прожить на них было совершенно невозможно. Зато вышло секретное указание местным властям выселять калек из городов, дабы своим жалким обликом они не портили вид улиц и не занимались сбором милостыни.

Лёня собирал этот народ в свои мастерские и обеспечивал постоянной работой. Когда пошла хорошая прибыль, лучшие сотрудники артели стали получать зарплаты на уровне пассажиров персональных «Побед» и «ЗИМов». Передовики «капиталистического труда», как шутливо назвал их Лёня, регулярно поощрялись премиями и ценными подарками.

Правда, сам Лёня часто называл своё предприятие «артелью напрасный труд», объясняя, что, мол, только соберёшься отдохнуть «до упора», так монеты сразу заканчиваются:

— Вот жизнь! На фронте на призовые за сбитых немцев нечего было купить, а здесь чуть что, так уж «нечем стрелять».

Но, конечно, это было кокетством. Предприятие приносило всем работником, включая своего отца-основателя, баснословные барыши. И всё благодаря умению «пана директора» использовать ради достижения цели нестандартные методы.

Лёня довёл до совершенства свой артистический дар. Когда требовалось решить очередную производственную головоломку, он просто снимал трубку и набирал номер нужного начальника. Выдавая себя то за высокопоставленного профсоюзного деятеля, то за ответственного сотрудника горкома или даже республиканского ЦК, этот нахалкер с неслыханной дерзостью и одновременно с моцартовской лёгкостью получал все необходимые разрешения, выгодные подряды, пробивал дефицитные лимиты. И хотя официально его конторы не существовало, в особом портфельчике талантливого дельца хранился полный комплект необходимых бумаг с печатями и серьёзными подписями на случай внезапного визита проверяющих.

Почувствовав размах и перспективу, коммерсант открыл вдобавок к существующему предприятию ещё несколько подпольных мастерских по изготовлению «французской» парфюмерии, американской косметики и прочих дорогостоящих предметов роскоши. Приторговывал Лёня и контрабандным товаром, получая его от знакомых моряков.

— Надо бить полным обормотом, чтобы жить в Одессе и не выпускать европейский шик-товар! — говорил Лёня, объясняя свой новый карьерный виток.

Как верно поется в одной местной песенке — «Но нет Одессы без контрабанды, а контрабанды без нашей банды». Благодаря своей банде Лёня каждое новое дело организовывал с размахом. Вся парфюмерия из-под полы реализовывалась по доступным ценам через сеть торговцев на знаменитом одесском Привозе и других рынках, а также развозилась в чемоданах коммивояжеров «фирмы» по всему Советскому Союзу.

Также Лёня открыл уже легально несколько кооперативных чайных, продукты для которых закупал у колхозников и колхозов по рыночным ценам. Кормили в этих заведениях очень вкусно и недорого. Особенно охотно захаживали в новые закусочные вчерашние фронтовики. По распоряжению хозяина им всегда здесь готовы были открыть небольшой кредит, а первые «100 грамм» с аппетитной сарделькой людям с нашивками за ранения и боевыми наградами отпускались за счёт заведения. Многих удивляла такая расточительность коммерсанта, но Лёня с неподражаемым обаянием объяснял:

— Одно из пяти. Или немного пожить на широкую ножку, ни в чём себе не отказывая, или отправиться в камеру с узелком честно выданных следствию сбережений в вытянутых лапках.

Постоянно расширяя свой бизнес, Лёня неизбежно приближал печальный финал, по остановиться он уже не мог.

Имея хорошие деньги, Лёня попытался зажить на широкую ногу, а больше по-купечески зачадил от шальных капиталов. Для начала «Одесса» сменил в паспорте фамилию на более благозвучную — «Великханов-Черноморский». Водителем на персональный «мерседес» взял парня, который в войну возил члена военного совета фронта, нанял двух секретарш — миниатюрную блондинку и фигуристую брюнетку.

Иногда, когда после очередного загула душа бывшего пилота переживала приступ острой ностальгии, соратники по бизнесу устраивали любимому шефу «воздушный бой». Для этого в стельку пьяного «Одессу» доставляли на лётное поле местного аэроклуба. Там дружки нежно укладывали тело босса в кресло пилота «кукурузника», арендованного ради такого случая у аэроклубовского сторожа. После этого бригада наёмных «мальчиков», дружно взявшись за крылья аэроплана, начинала катать «этажерку» по всему аэродрому. Во время такого «маневрирования» мертвецки пьяный Лёня обычно начинал подавать признаки жизни. Спустя какое-то время, наглотавшись свежего морского воздуха, он и вовсе приходил в себя: начинал энергично двигать штурвалом и «обстреливать» пробегающих мимо наёмных статистов с фанерными силуэтами вражеских самолётов в руках. То, что каждое такое шоу обходилось Красавчику в целое состояние, его нисколько не смущало. Лёня вполне отдавал себе отчёт в том, что рано или поздно его бизнес прикроют, а нажитый капитал попробуют конфисковать.

Впрочем, так просто отдавать нажитое Лёня не собирался. Когда милиция всё-таки прикрыла его бизнес, талантливый фармазонщик на первом же допросе ошарашил следователя неожиданным заявлением: произошла чудовищная ошибка, он является кадровым контрразведчиком, а все его предприятия всего лишь прикрытие для проведения агентурной работы по вербовке моряков с заходящих в одесский порт иностранных судов. Заработанные же деньги все до копейки исправно сдавались «представителю центра».

Вешая следователю лапшу на уши, Лёня руководствовался принципом: чем невероятней ложь, тем охотней в неё верят. И пока шла переписка между силовыми ведомствами, подследственного действительно на всякий случай (мало ли что, а вдруг действительно он заслуженный чекист?) перевели из камеры, где сидели одновременно восемнадцать человек, в «двухместный номер». Надзиратель стал приносить «разведчику» обед и ужин из офицерской столовой. Правда, через неделю всё выяснилось, и Красавчика отправили на психиатрическую экспертизу, где его и нашёл Нефёдов. Борис, конечно, не одобрял «подвигов» Лёни, но всегда принимал боевого товарища таким, каков он есть.

Далеко внизу под серебристым крылом сверкала на солнце река. Её змеиное извилистое русло отливало на солнце иссиня-чёрной чешуёй. Но ещё больше завораживали рисовые поля по речным берегам. Серые и унылые вблизи, с высоты они напоминали разноцветное витражное стекло с причудливыми футуристическими пейзажами. По мосту в обоих направлениях сновали крохотные коробочки автомашин. Отдельные человеческие фигурки с такой высоты глазом не воспринимались, только серые колонны марширующей пехоты.