— И что она вам ответила?

— Что он ее сын и она никуда его не отпустит. Вряд ли ей приходило в голову, что отъезд, возможно, был бы лучше для Джоша. И по-моему… но что сейчас толку говорить! Если Джош жив, он ведь так или иначе поедет жить к отцу.

Хэмиш что-то проворчал. Ратлидж прислушался к нему. Шотландец сказал, что Блэкуэлл способен подтвердить подозрения Робинсона.

Мотив налицо: несчастный, отвергнутый всеми ребенок мог поддаться искушению.

— Как вы считаете, возможно ли, чтобы Джошу Робинсону настолько плохо жилось здесь, в Эрскдейле, что он решил сам все изменить и тем самым получить возможность вернуться к отцу?

Блэкуэлл посмотрел на Ратлиджа в упор:

— Боже правый! Неужели вы думаете… Нет, не может быть! Помилуйте, речь ведь идет о ребенке!

— Мы, полицейские, лишены такой роскоши — делать исключения из общих правил. Я обязан рассмотреть все версии, какими бы чудовищными они ни казались, — негромко ответил Ратлидж.

— Ему всего десять лет, в январе будет одиннадцать! — воскликнул потрясенный Блэкуэлл. — Вы, должно быть, сошли с ума! С таким же успехом можно назвать преступниками Гарри Камминса или меня!

Ратлидж сказал:

— С револьвером не нужно думать, да и силы особой не требуется. Достаточно прицелиться и нажать на спусковой крючок. И жертва падает замертво.

Блэкуэлл встал:

— На это я даже отвечать не стану!

— К кому Джош мог обратиться за помощью? Есть ли здесь люди, которым он доверял? Может, вам, своему учителю?

Учитель остановился на пороге.

— Мне бы очень хотелось, чтобы мальчик обратился за помощью ко мне. Но это исключено. — Он досадливо передернул плечами. — У меня правило: не заводить себе любимчиков. Я никогда не давал мальчику оснований полагать, будто он может доверять мне больше, чем остальным. Я и не думал, что настанет время…

Ратлидж ждал, и Блэкуэлл нехотя добавил:

— К сожалению, инспектор, я не считаю себя идеальным учителем. Идеальный учитель умеет вдохновлять учеников. Я же просто учу их. Только и всего. — И он ушел, оставив после себя клуб ледяного воздуха в прихожей.

Выйдя на кухню, Ратлидж увидел там Элизабет Фрейзер с книгой. Почему она еще не спит? Возможно, иногда ей бывает так же трудно заснуть, как и ему. А потом он вспомнил, как она стояла в дверях при луне и делала робкие шажки, словно испытывая свою волю. Когда в доме темно и тихо…

Услышав его шаги, она оторвала глаза от книги и спросила:

— Новости есть?

— Приходил Блэкуэлл, школьный учитель. Вы знаете, что Гарри Камминс вернулся?

— Да, я слышала его голос в коридоре, он разговаривал с женой. Вера… ей сегодня… нездоровится, как вы видели. — Мисс Фрейзер заложила страницу закладкой и захлопнула книгу. — У вас усталый вид. Я поставила вашу грелку вон туда, на стол.

— Вы что же, ждали меня? — спросил Ратлидж, сразу почувствовав себя виноватым.

— Нет. Просто пыталась еще немного согреться. — Она улыбнулась. — Я родилась на южном побережье, там зимы гораздо мягче. Мы редко видели снег, и я в детстве, бывало, мечтала, как поеду в Лапландию и буду ездить на санях. Как волнующе это звучало! Завернуться в меха и кочевать за оленями.

— Почему в Лапландию?

— Мама часто читала мне книжечку о жизни мальчика на Севере. — Улыбка у нее на лице увяла. — Понимаю, поиски не могут продолжаться до бесконечности. У всех хозяйство, семьи. И все же неприятно думать, что мы сдались и бросили Джоша Робинсона на произвол судьбы!

— Я не сдался, — напомнил Ратлидж. — Просто мы поведем поиски в другом направлении. Завтра я объеду несколько ферм, стоящих ближе всего к дому Элкоттов. Хочу узнать, что они видели и слышали. И потом, важно выяснить, где можно возобновить поиски, когда сойдет снег. До сих пор нам не удалось ничего найти, но, может быть, соседям придут в голову какие-нибудь ценные мысли.

— Как по-вашему, Робинсон прав насчет сына? — спросила мисс Фрейзер. — Он, конечно, лучше его знает, но я… я как-то не могу себе представить, чтобы ребенок убил своих родных! Джоша я видела несколько раз; вечно он ходил лохматый, непричесанный, но улыбался. Иногда у него в глазах плясали озорные огоньки. — Она помолчала. — Не скрою, я понимала, как ему здесь одиноко.

Ратлидж подошел к окну и, подняв штору, выглянул в ночь.

«Следи за словами», — предупредил его Хэмиш. Ратлидж отвернулся от окна, злясь на предостерегающий голос в голове.

— Следствие только в самом начале…

— Мне так же трудно представить, чтобы Пол Элкотт застрелил родного брата, — с беспокойным видом продолжала Элизабет Фрейзер. — А если вы не найдете убийцу — никогда? На Пола так и будет падать тень. И на Джоша тоже, даже если весной отыщется его тело. Не забывайте, обвинения живучи.

Ратлиджу показалось, что его собеседница прекрасно знает, о чем говорит. Возможно, и ее в свое время в чем-то обвиняли. Не потому ли она живет здесь, в глуши, на побегушках у миссис Камминс?

Вместо ответа, он вдруг сказал:

— Камминс не похож на местного уроженца.

— Да, он из Лондона. Но живет здесь очень давно, лет двадцать, а то и больше. Правда, местные по-прежнему не считают его своим. Как и меня, кстати. — Мисс Фрейзер криво улыбнулась. — Гарри купил гостиницу и старается удержаться на плаву, но иногда мне кажется: он жалеет, что ввязался в эту историю.

— По словам его жены, он служил в Египте.

— Да, так и есть. На Востоке ему не очень нравилось. Он не любит вспоминать войну. Не думаю, что он когда-либо был счастлив. Разве не ужасно говорить так о ком-то? Но я ничего не могу с собой поделать. Его что-то гложет. — Она замолчала, внезапно смутившись. — Зря я так разоткровенничалась, да еще при вас! Гарри Камминс человек хороший, и я вовсе не хотела представить его в ином свете. — Она покосилась на настенные часы: — Как поздно! — Она отложила книгу и взяла со стола грелку. — Спокойной ночи, инспектор!

Он придержал ей дверь и смотрел, как она едет по коридору.

Он бросил взгляд на книгу, оставленную ею. Она читала тонкий томик стихов O.A. Мэннинга под названием «Крылья огня».

Спустя какое-то время он прошел к себе и зажег лампу. Казалось, комната полнится призраками. Они наступали, теснили его. Начался приступ клаустрофобии; Ратлиджу захотелось снова открыть дверь и выйти в коридор, где гуляют сквозняки. Огонек лампы замерцал на ветру; он почувствовал, как гулко бьется сердце — словно барабан. Удары отдавались во всем теле.

Хэмиш сказал: «Нельзя убежать от того, кто ты есть и кем ты был…»

В тишине коридора Ратлидж ответил:

— Но и жить с этим я тоже не могу.

На следующее утро Ратлидж, положив на сиденье рядом с собой карту, выехал со двора и направился на окраину Эрскдейла.