– Спасибо, что пришла. Думаю, мы еще много раз увидимся.

И все? Я в растерянности, мне требуется несколько секунд, чтобы встать и пожать ему руку. Словно в трансе, с пустой головой и все-таки с тысячей хаотичных мыслей в ней, я иду к двери.

– Ханна?

Я оборачиваюсь.

– У Леви комната номер десять.

Бен кивает мне и, пока я выхожу из кабинета, снова садится за письменный стол, словно ничего не произошло. Зачем он мне это сказал? Откуда он знает, что мы с Леви знакомы? Меня волнует столько вопросов, но в голове все крутится и крутится только одна фраза: у Леви комната номер десять.

Комната Леви в другой стороне, во флигеле мальчишек. Я не знаю, хочет ли он видеть меня, не знаю, что он думает и думает ли вообще что-нибудь. Нет, не так. Я ведь даже не знаю, хочу ли сама туда идти.

Со вздохом делаю шаг в сторону и съезжаю спиной по каменной стене вниз, до самого пола. Руки вынуждены подпирать голову, она слишком тяжелая. Есть такие дни, когда всего чересчур, когда все кажется невозможным и слишком трудным. Когда нет сил этому противостоять. В последнее время таких дней было много. Слишком много.

Мне нужно к нему.

Отталкиваюсь от стены, встаю и лечу прочь. Ноги несут меня из коридора в коридор, по лабиринту, который мне еще незнаком и все же кажется родным. Главный корпус наконец заканчивается, я добираюсь до одного из флигелей. Тут, поблескивая металлом, красуется слегка поблекшая табличка с надписью «Спальни мальчиков». Я даю себе две секунды, чтобы восстановить дыхание, а затем бегу дальше.

Здание расположено зеркально нашему. На каждой двери есть номера, и я мчусь все быстрее. Три, четыре, пять, шесть. Сворачиваю за угол, семь, восемь, девять.

Десять.

Запыхавшись, я останавливаюсь и перевожу дух. Сердце у меня так и несется дальше. Думаю, из-за того, что сейчас предстоит разговаривать с Леви. Мне придется разговаривать, не говоря? Как это будет?

Убрав с лица волосы, подавляю слезы, которые так и грозят пролиться от ярости и разочарования. Поднимаю руку медленно, мне хочется постучать, но я просто стою с поднятой, сжатой в кулак рукой. Я жду.

Из-за двери глухо доносятся голоса. Мне бы уйти. Но я не двигаюсь.

Я стою как парализованная, и тут дверь распахивается, и меня чуть не сбивают с ног двое незнакомых мальчишек.

– Елки-палки! – восклицают оба в один голос, потому что пугаются не меньше меня.

– А ты кто вообще? – спрашивает один. Он плотнее, тогда как другой, пожалуй, даже слишком тощий, спрашивает, не могут ли они мне чем-то помочь. У них на лицах одинаково дружелюбное, но хитрое выражение.

– Перестаньте уже ругаться и валите наконец! – Раздается из глубины комнаты, и я с шумом втягиваю в себя воздух. Эти двое переглядываются и скалят зубы.

– Леви, к тебе гости!

– Меня, кстати, зовут Йош, а это вот – идиот! Руку можешь опустить, дверь уже открыта.

– Меня зовут Макс, сам ты идиот.

Они начинают ругаться, но я слушаю их лишь вполуха. Пытаюсь заглянуть за их спины, но для этого мне не хватает роста. Поколебавшись, опускаю руку, и мысль о том, что прийти сюда было чертовски неудачной идеей, звучит во мне все громче. Я делаю шаг назад, еще один…

– Вы оба бесите меня! Что там опять случилось? Что вы… – Выйдя к Максу и Йошу и увидев меня, Леви останавливается на середине фразы. Встретившись со мной взглядом.

Тихо, все так тихо.

– А кто она вообще такая? Это твоя… Йош, черт тебя задери!

– Мы уходим! – Йош, ущипнув Макса, тащит его за собой, а я так и продолжаю стоять, не в состоянии объяснить почему.

Леви прислоняется к дверному косяку, на голове у него вечная бейсболка, руки скрещены на груди. По нему видно, что он взвешивает, предложить мне войти или прогнать.

Двадцать, двадцать одна, двадцать две. Не в силах удержаться, считаю секунды.

Леви пошевельнулся, и я замираю. Когда он, оставив дверь открытой, отступает в сторону, я готова опуститься на колени и разрыдаться от облегчения. На свинцовых ногах вхожу в комнату. Она устроена наподобие нашей, но намного уютнее – более обжитая. Прежде всего более захламленная. Повсюду валяются CD, DVD и игры для Playstation. Там пакетик с чипсами, тут упаковка печенья. Комната захламленная, но не грязная.

Мне очень плохо, при этом я совершенно не понимаю, что происходит. Но, может, догадываюсь.

– Я спросил бы, что тебе тут надо, но ты ведь все равно не ответишь, поэтому лучше промолчу, – он говорит так резко и холодно, что каждое слово настигает меня как удар молота. Пройдя мимо меня, Леви садится на диван и показывает на кресло рядом. Я сажусь, хотя лучше осталась бы стоять.

Леви нужно несколько минут, чтобы собраться. Голос его становится тихим, таким, каким я его знаю. Теплым и ломким и все же сильным. Настоящим голосом Леви.

– Моя семья наделала много глупостей. Мать, брат и все остальные, будь они неладны. Но я всегда любил их. И сейчас все еще люблю, пусть даже это их вовсе не интересует. Я никогда не причинил бы им боли. Я думал… я думал… – он запинается, нервно проводя рукой по затылку. А затем смотрит на меня.

– Тебя зовут Ханна, это твой первый год в «Святой Анне», и ты любишь кошек. Ты потеряла сестру-близнеца при пожаре. И все по твоей вине.

В ее глазах лишь ненадолго вспыхивает потрясение, но, думаю, она уже догадалась, что я все знаю. После всего, что произошло, мне требовалось какое-то время побыть одному, не уверен, что это мне все еще нужно. Я не знаю, проклинаю ли Пиу за то, что она мне сказала, и с тех пор каждую минуту спрашиваю себя, зачем она это сделала. Под конец она, возможно, и сама заметила, что зашла слишком далеко. Но было уже поздно.

Ханна не двигается. Она сидит неестественно прямо. Только нижняя губа у нее подрагивает.

– Значит, это правда.

Ей удается кивнуть.

– Ты подожгла?

Еще кивок. На этот раз она закрывает глаза, ее охватывает дрожь, по щеке скатывается первая слеза. Я судорожно сглатываю.

– Это ведь был несчастный случай, так? – Я не жду ответа. Результат все равно один: ее сестра умерла.