К счастью, у Эда есть мгновенный доступ к последним фотографиям планеты, сделанным со спутника, поэтому он знает до мельчайших подробностей территориальные особенности «Уголка гармонии», а также любого другого места, какое ни назови. Кроме того, он может точно определить местоположение джипа «Гранд Чероки» по опознавательному сигналу, который постоянно передает транспондер. В его голосе никакой эротичности нет, но я успокаиваюсь, и у меня теперь полная уверенность, что он поможет мне в достижении поставленной цели, чему мог помешать слишком уж густой дым.

— На первом этапе продвигайся с малой скоростью, — говорит Эд. — Ты будешь ехать медленно, Одд Томас?

— Да. Да, Эд.

— Ты должен внимательно выслушивать мои инструкции и в точности им следовать.

— Разумеется. Да.

— Если я скажу тебе повернуть рулевое колесо влево на четверть оборота, а ты повернешь на сорок процентов…

— Никогда этого не сделаю.

— …тогда ты можешь угодить в яму и застрять, чего мы изо всех сил будем стараться избежать. И еще, Одд Томас… не прерывай меня.

— Не буду, Эд.

— Ты только что меня прервал.

— Больше подобное не повторится.

— Я не суровый надсмотрщик и определенно не тиран.

— Я в этом уверен, Эд.

— Он точно не хочет править миром, — вставляет Джоли.

— Однако, когда дело касается работы, я должен давать тебе точные инструкции, а ты должен им следовать.

— Я понимаю.

— По собственному опыту мне известно, как часто человеческие существа говорят, что они понимают, но на самом деле не понимают ничего.

— Я понимаю. Ты просто должен верить в меня, Эд.

— Наверное, должен. Однако, если не по моей вине ты свалишься с обрыва и разобьешься насмерть, я буду об этом сожалеть.

— Если свалюсь, я не буду винить тебя, Эд.

— Это недостаточное утешение.

Девочка вмешивается:

— Ты не свалишься с обрыва, правда, Одди?

— Нет, Джоли. Не свалюсь. Хотя, возможно, начну биться головой о рулевое колесо и не прекращу, пока мозги не полезут из ушей, если тотчас же не тронусь с места.

— Почему ты начнешь биться головой о рулевое колесо? — в недоумении спрашивает Эд.

— Я так выразил раздражение, Эд. На самом деле биться головой не собирался.

— Если у тебя из ушей полезут мозги, нет смысла реализовывать этот план.

— Никогда такого не будет, Эд. Я клянусь.

— Я не улавливаю голосовых интонаций лжи.

— Потому что я говорю правду. Можем мы начинать?

— Поезжай прямо со скоростью пять миль в час.

Напомнив себе, что в жизни абсурда ничуть не меньше, чем ужаса и радости, я начинаю продвижение к дому Хискотта.

Из салона джипа вижу только клубящийся дым, то есть гореть может весь мир. Теперь в дыме меньше белого и больше серого, чем прежде, а может, слой дыма над «Уголком гармонии» такой толстый, что солнечные лучи не в силах его пробить.

Несмотря на запах горящей травы, от которого щиплет глаза и першит в горле, у меня полное ощущение, что я плыву в быстро темнеющем море и в воде полным-полно поднятого со дна ила и планктона. Следуя инструкциям Эда, я спускаюсь по склонам холмов, а мне кажется, что я ухожу в океанские глубины, и уже скоро окажусь в кромешной тьме, где водятся только безглазые и деформированные давлением существа, борющиеся за выживание в темной, холодной пустоте.

Я подозреваю, что ощущение погружения усиливается не столько из-за клубящегося дыма за окнами джипа, сколько благодаря тому факту, что я приближаюсь к твари, которая когда-то была Норрисом Хискоттом. Теперь это уникальный монстр, пышущий невероятной злобой, и я испытываю не нарастающее давление, а притяжение черной дыры его зла.

Хотя вентиляционные каналы перекрыты, воздух в салоне загрязняется все сильнее, и я ощущаю клаустрофобию, мне кажется, что салон джипа — ловушка, в которой я медленно задохнусь. Я чихаю, раз, второй, третий.

— Gesundheit.

— Спасибо, Эд.

Вскоре после обмена этими фразами, он дает мне команду остановиться и сообщает, что я в верхней части склона, который спускается во двор дома, где Хискотт провел пять лет, становясь… кем бы он ни стал. Хотя дым вокруг джипа не такой плотный, как чуть раньше, дом я не вижу.

Эд соглашается, что вероятность успеха моего исходного плана выше, чем у любого другого варианта. Он может проконсультироваться с сайтом «Гугл-Земля», чтобы внимательно рассмотреть, как выглядит дом сверху, и подсказать, с какой стороны лучше подъезжать, чтобы еще больше повысить шансы на успех.

По его предложению я отстегиваю ремни безопасности на то время, которое мне необходимо, чтобы взять с переднего пассажирского сиденья пистолет и револьвер. Я засовываю их за пояс, пистолет — на живот, револьвер — на поясницу. Снова застегиваю ремни и наклоняюсь вперед, обе руки лежат на руле.

Следя за джи-пи-эс-транспондерами различных пожарных автомобилей округа, Эд предлагает подождать еще сорок секунд, до того момента, как эти автомобили въедут на территорию «Уголка гармонии». Их сирены внесут свою лепту в здешнюю какофонию и замаскируют шум, вызванный моими действиями. Он говорит, что помощники шерифа едут следом за пожарными.

По большому счету, эти критические моменты моей необычной жизни, когда мне приходится действовать и прибегать к насилию, не вызывают у меня восторга, не радуют и не подбадривают. Их отличает страх, которому нельзя позволить перейти в парализующий ужас, потому что для меня, как для любого на поле боя, малейшее замешательство или промедление чревато смертью.

Но охота на Хискотта — редкий случай, когда грядущее столкновение меня бодрит. Я с радостью готов отдать жизнь, если придется, в борьбе с этой тварью. Я, конечно, неспособен на лучезарную улыбку и веселые реплики Джеймса Бонда, но чувствую, что разборки с плохишами иной раз могут быть отличным развлечением.

За прошедшие годы я уже понял, что подобные ощущения возникают у меня в ситуациях, когда против какой-либо смертельной угрозы я борюсь не один, когда меня поддерживают люди, которых я люблю, которым доверяю.

Верные соратники помогают изгнать страх до того, как он превратит тебя в истукана, они — надежное противоядие от отчаяния. И сейчас та самая ситуация, пусть моя команда — двенадцатилетняя девочка, находящаяся в миле от зоны активных действий, и искусственный интеллект, не имеющий тела, которое можно прострелить, или изрубить, или разорвать на части, как можно застрелить, изрубить и разорвать меня.

Но, знаете, я предпочитаю нашего сорванца Джоли бэтменскому Робину в его раздражающих женских колготках, и наш Эд очень способствует восстановлению имиджа искусственных интеллектов, который больше сорока лет тому назад загубил «ЭАЛ 9000».[21]