В коридоре послышались торопливые мужские шаги, и через минуту на пороге показались помощник швейцара и сам швейцар, оба с озабоченными лицами. Первый нес обитое темно-красным бархатом широкое кресло, второй бережно держал на руках большую бархатную подушку с длинными шелковыми кистями под цвет бархата. Пройдя по зале несколько шагов, швейцар опередил своего помощника и с видом человека, понимающего важность своего дела, пошел торопливо, беспрестанно оглядываясь на своего покрасневшего от усилия товарища.

— Тут, тут, опускай! — сказал он, дойдя до середины залы.

Солдат поставил кресло и, вынув из заднего кармана красный, свернутый комочком платок, провел им по лбу. Швейцар посмотрел на пол, потом на потолок, соображая, не близко ли придутся над головой лампы, подвинул немного кресло назад, еще посмотрел — и положил перед креслом на пол подушку, отошел, оглянулся, и затем, не полюбопытствовав взглянуть на сотни глаз, следивших за каждым его движением, спешными мелкими шагами направился к двери. Помощник его последовал за ним, стараясь ступать как можно легче и как можно менее стучать сапогами, скрип и стук которых, как нарочно, особенно ясно раздавались на всю залу.

— Шутки шутить! — передразнила шепотом Варя. — Если я говорю, что я, значит, правда!

После долгого молчания Бунина, как бы одумавшись, обернулась и посмотрела на Варю:

— Желала бы я знать, как бы ты это могла, чтобы я не видела…

— Я там спала… — ответила просто Варя. — Елена Антоновна…

— А-а-а! — протянула Бунина и, вытянув губы и мотнув головой вперед, она как бы вдруг все сообразила и поняла.

Между маленькими произошло волнение. Одна передавала другой услышанную новость. Дети шептались, удивлялись, высказывали недоверие. Громкое «ш-ш-ш!», пронесшееся по зале, не успокоило их. За дверью слышались уже приближающиеся шаги, все вытянулись в струнку, а маленькие не унимались.

Какое разочарование! Черный мужик с длинной бородой, с топором… И вдруг просто Солнцева! А Бунина волновалась и думала: «Противная девчонка, теперь отвечай за нее! Разве я виновата? А достанется, конечно, мне…»

В дверях показалось сначала синее платье мадам Адлер, потом ее левое плечо, потом уже вся фигура рядом с начальницей, которую она ввела под руку, — высокой, полной, очень пожилой женщиной с серьезным строгим лицом.

Классные дамы почтительно склонили головы; все дети низко-низко присели и медленно поднялись. Мадам Адлер подвела начальницу к креслу, осторожно поддерживая ее, помогла ей сесть в него, придержала ногой подушку, пока начальница укладывала на нее свои сильно болевшие в последнее время ноги, незаметно подвинула ногой ближе к креслу ее распустившееся веером широкое шелковое синее платье, оправила накинутую на плечи темно-синюю бархатную мантилью [91], подбитую мехом, и стала рядом с ней. Начальница, подняв голову, негромко что-то сказала ей.

— Который класс оставил залу первым? — спросила мадам Адлер по-французски.

Голос ее звонко и громко раздался в высокой, большой зале и отдался в каждом сердце.

— Les quatrièmes! [92] — загудело ей в ответ со всех концов залы.

— Les quatrièmes! En avant! [93] — крикнула она громко.

Все маленькие сердца сжались. Некоторые лица побледнели, другие покраснели; почти все перекрестились маленьким крестом у подложечки.

Бунина, тоже побледневшая и взволнованная, обернулась к классу и чуть слышно прошептала:

— Ровнее, не тащить ног! Вперед!

Послышались шуршанье платьев и ровные, спешные шаги многих детских ног. Дети шли посередине залы и, подойдя довольно близко к начальнице, остановились и вытянулись перед ней в две линии.

— Дежурная сегодня кто? — спросила начальница, подняв серьезное лицо на Бунину.

— Мадам Якунина, — ответила заметно дрожащим голосом Бунина.

Начальница удивленно осмотрелась.

Бунина поняла, в чем дело, и поспешила объяснить, что мадам Якунина повела детей в лазарет и еще не возвращалась.

— Так это вы вели детей от молитвы? — спросила начальница, глядя Буниной в лицо.

— Нет, мадам Якунина сама. Я взяла их, когда они уже вошли на лестницу, — ответила пепиньерка таким взволнованным голосом, что начальница заставила ее повторить ответ дважды.

— Кто первый крикнул? — спросила она, повернув свое строгое лицо к детям.

— Тимен… Тимен… Тимен… — пронеслось негромко с одного конца на другой.

— Тимен! — вызвала начальница, сделав знак пальцем, чтобы девочка подошла к ней.

Верочку, бледную, как полотно, соседки вытолкнули из ряда, и она, растерянно оглянувшись на оставленное ею место, сделала два шага вперед.

— Подойди ближе к maman, — сказала вполголоса мадам Адлер.

Верочка сделала два шага вперед и опять остановилась.

— Ты чего испугалась? Отчего крикнула? — спросила начальница, нагнувшись немного вперед и глядя ей в лицо.

— Я… я… я…

И Верочка вдруг залилась слезами.

— Вы узнали от нее, чего она испугалась? — спросила начальница, переводя глаза на бледную, с виноватым видом стоящую перед ней пепиньерку.

— Ее Солнцева схватила за ногу. Она испугалась, — ответила Бунина.

— Солнцева? — хором спросили изумленные начальница и инспектриса, которым было донесено как об испуге, так и о разных толках, взволновавших воспитанниц.

По зале как молния пробежала:

— Солнцева… Солнцева… Солнцева.

Это было так неожиданно, что многие не верили своим ушам.

— Зачем? — спросила начальница.

Бунина, уже немного оправившаяся, довольно обстоятельно рассказала о том, что Елена Антоновна сама отвела Солнцеву в дортуар после уроков для того, чтобы она уснула, так как она жаловалась весь день на головную боль. А Солнцева спряталась под кровать и, когда класс проходил в спальную, схватила Тимен за ногу. Тимен от испуга страшно закричала, а прочие, не зная, в чем дело, испугались, побежали и тоже стали кричать.

— Солнцева! — вызвала громко начальница.

Торжественность минуты, общее настроение и чувство страха, которое охватило всех воспитанниц, передалось и Варе. Когда Бунина дотронулась рукой до ее спины и выдвинула ее вперед, на ней, как говорится, лица не было, и перед начальницей предстала маленькая девочка с бледным лицом, крепко сжатыми губами и испуганными черными глазами.

— Как могла ты это сделать? Как смела? — спросила начальница, строго глядя в глаза Варе и грозя ей пальцем.