Посреди Северной Атлантики, вдали от суши, мы с Джереми стояли на палубе корабля «Хрефнарейдюр» — охотника за малыми полосатиками. Я только что прижал скальпель к рваному куску мышечной ткани, взятой из горлового мешка. Этого полосатика загарпунили меньше получаса назад, и мелкие пучки мышц еще подергивались под действием нервных импульсов, идущих от еще продолжавших жить клеток. Я сосредоточился на работе: раз они подергивались, был шанс получить высококачественные образцы для изучения под микроскопом. Я поместил срез мышцы на металлическую пластину, охлажденную сухим льдом, затем спрятал ее в пенопластовую коробку, которую Джереми тут же захлопнул и протянул мне флакон с формалином, чтобы я взял еще один образец для фиксации. В этот момент судно качнулось, изменив курс. Дизель пронзительно выл, капитан, пытаясь удержать направление среди бушующих волн, высунувшись из рубки, орал на наблюдателя, находившегося в так называемом вороньем гнезде в нескольких метрах над палубой. А на носу корабля 76-летний отец капитана, одетый в поношенный гидрокомбинезон, твердо стоя на широко расставленных ногах, не отрывал взгляда от цели: китобои заметили еще одного полосатика.

Это коммерческое китобойное судно дало нам редкую возможность собрать материал из максимально свежего экземпляра кита. У меня было две цели: собрать свежую нервную ткань из горлового мешка и посмотреть, найдется ли у других полосатиков сенсорная структура, которую мы с Джереми нашли у финвалов. Как известно, нервы быстро разлагаются, и микропрепарат из них можно сделать, только если зафиксировать их сразу после смерти животного. Мы знали, что, если странный орган обнаружится и в подбородке малого полосатика, это даст основания сделать вывод о том, что этот орган был у всех полосатых китов из-за их общего происхождения. Другими словами, было ли это новшеством, возникшим у одного вида, или такое строение свойственно всем полосатикам и, возможно, способствовало эволюционному успеху всей группы в течение миллионов лет? В тот момент никто не ответил бы на этот вопрос, потому что никто и никогда, кроме нашей команды, не изучал эту липкую неопрятную структуру.

Богатый набор всевозможных ножей, склянок и ящиков на палубе китобойного судна являл собой кульминацию многолетнего планирования. Глядя на плоские свинцовые небеса на Атлантикой, я подумал, что мы в нашей импровизированной лаборатории под открытым небом занимались тем же, чем многие другие ученые на китобойцах много десятилетий назад. Приятно было знать, что я переживаю все это не один, что рядом Джереми — коллега и друг.

Джереми взял толстый маркер, чтобы подписать пробирки.

— Надо их обязательно запечатать… — БУМММ!!!

Громовой удар потряс нас. Я вжал голову в плечи, Джереми на мгновение пригнулся, но чудом удержал пробирку вертикально. Несколько мгновений спустя мы осмотрелись и поняли, что это был очередной выстрел гарпунной пушки с носа судна. Черное облако дыма на мгновение окутало нас едким запахом. Стрелок оглянулся на нас, его лицо было покрыто сажей, он пронзительно присвистнул, указывая всем на успешный выстрел. Гарпун с разрывным наконечником, попав в грудь полосатика, убил его на месте. Девятиметровая туша поднятого кита едва уместилась на задней палубе «Хрефнарейдюра», экипаж быстро принялся за работу, срезая длинные темные мышцы спины, считающиеся деликатесом. Это походило на сокращенную версию того, что мы видели в Хваль-фьорде. Кроме отборных кусков мяса, ничто в этом малом полосатике не вызвало интереса команды. Я воспользовался моментом, попросил одного из китобоев отрезать для нас подбородок кита, осторожно принял из его рук кусок мяса размером с коробку для обуви и перенес на главную палубу. «Ну что, поехали», — сказал я Джереми и провел ножом вдоль V-образного пересечения кончиков челюстей. В разрезе отчетливо виднелась полость, полная жемчужных сосочков. Мы заулыбались друг другу — структура была на месте. Она не была уникальной особенностью одних лишь финвалов, похоже, она имелась у всех полосатиков. Мы были в восторге, хотя впоследствии обнаружилось, что нервная ткань из горлового мешка успела разложиться и изучить ее под микроскопом нам не удалось. Тем не менее у нас была новая информация о внутреннем строении одного из самых больших животных на планете, теперь можно было попробовать выяснить, как это влияет на их жизнь.

Вернувшись из Исландии в Америку, мы начали разбирать центнеры замороженных тканей в лаборатории Боба, все образцы с соответствующими разрешениями на перевозку[225]. Чтобы потренироваться, мы для начала размораживали и изучали менее важный материал. Наконец пришла пора заняться 50-килограммовым подбородком финвала из Хваль-фьорда. Что таится внутри этой липкой структуры и причудливых пальцевидных сосочков — есть ли в них нервы и кровеносные сосуды? Зачем нужен кровоток в плотной и жесткой части подбородка? Во всем этом нужно было подробно разобраться.

Мы завернули подбородок в полиэтилен и пузырчатую пленку, упаковали в большие пластиковые мешки, бросив туда несколько рулонов бумажных полотенец, чтобы впитывали жидкость, и повезли наш трофей в гигантский томограф, который одна лесозаготовительная компания заказала, чтобы сканировать бревна целиком. Мы знали, что во время сканирования подбородок начнет оттаивать, но поскольку мягкие части находились внутри жесткой оболочки, орган не должен был деформироваться или разрушиться слишком сильно. На полученных МРТ-снимках мы увидели, что нечто, похожее на крупные сосуды, проходит от канала в костных кончиках челюсти к мягкой полости посередине. МРТ и компьютерная томография дали нам две отличные карты для первых разрезов. Это было вскрытие, которого никто никогда не делал прежде, и мы хотели составить план: с чего начать, что удалить, а что может дать наиболее показательную информацию.

Вскрытие в соответствии с нашими цифровыми картами растянулась на много дней, но мы получили все нужные данные, чтобы наконец разгадать тайну инопланетной слизи в подбородке кита[226]. Во-первых, мы узнали больше о структуре, расположенной на подбородке полосатика, там, где сходятся челюстные кости. Это образование с мягким ядром, заполненное пальцеобразными структурами и окруженное толстой жесткой соединительной тканью, оказалось не суставом. Почему-то никто не замечал его раньше, хотя китобои во время промысла полосатиков разрубали сотни тысяч челюстей. Мы запросили у коллег фотографии любых других видов усатых китов, а не только финвалов и малых полосатиков. Может, кто-то видел эту структуру при вскрытии выбросившегося на берег кита, но не придал ей большого значения, сочтя гниющей тканью? (В большинстве случаев внутренние органы китов либо успевали разложиться, либо были недоступны, погребенные под горой прочих останков.) Эта структура имелась у других полосатиков, а вот у более дальних их усатых родственников, вроде гренландских и гладких китов, — нет; у них было несколько папилл, но без четко выраженной полости. Эти данные убедительно показывали, что найденная нами структура была результатом эволюционного развития полосатиков.