Девять месяцев Симон де Монфор штурмовал город сразу со всех сторон. Из Франции к нему прибыло подкрепление — несметные полчища. Он приказал соорудить гигантскую осадную машину, прозванную нами «Кошкой» и с помощью этого чудовища на колёсах стал хозяином всех наших башен. Ожидание расправы, которую наверняка учинит Симон де Монфор, если вновь станет повелителем города, увеличивало ужас, насаждаемый механическим чудищем. А вместе с ужасом росло и желание избавиться от Монфора, и граф Раймон олицетворял это желание.

Граф никогда не отличался геройством в сражениях, и о его робости было известно всем. Но после его возвращения народ без всякого на то основания узрел в нём самого отважного воина христианского мира. Вера эта распространилась стихийно и завладела сердцем даже самого графа, теперь его приходилось уговаривать не рисковать попусту. Он рвался вызвать Симона де Монфора на поединок, утверждая, что такой поединок вполне мог бы состояться в поле, разделявшем лагеря противников. Граф был уверен в счастливом исходе такого безрассудного единоборства. От всеобщей веры в его храбрость он помолодел — расправил плечи, даже стал как будто выше ростом. Поручил мне приобрести средство для ухода за усами. Вот уже много лет его звали Раймоном Старым, но, как он доверительно сообщил мне, это смешное прозвище дали ему враги. Теперь же граф ощущал себя моложе собственного сына, чувствовал, как сила его возрастает с каждым днём. Стал подумывать об очередной — шестой — женитьбе и едва не расплакался от радости, когда, проезжая по улице, услышал, как какая-то старуха крикнула ему вслед: «Как есть святой Михаил-архангел!»

Казалось, вольный воздух города горячил кровь; в Тулузе ощущалось всеобщее обновление. Несмотря на большой живот, Пейре Карабордес тренировался в беге, чтобы преследовать врага, когда придёт время гнать его от стен города. Видели, как он голый по пояс, истекая потом и размахивая чёрным жезлом члена капитула, бегал по дозорному пути крепостной стены. Понс Барбадаль, убеждённый, что пение поднимает боевой дух, собирал перед церковью Сент-Этьен отряд городской самообороны, которым командовал, и обучал его хоровому пению. Прямоугольное лицо Арнаута Бернара округлялось от радости, когда он любовался вновь отстроенными башнями и крепостными сооружениями.

Арнаут Бернар завёл непонятный и дерзкий обычай не закрывать ворота Вильнев, защита которых была ему поручена. Его солдаты, в шлемах и кирасах, строились друг за другом в пять рядов — первый ряд, стоя на коленях, стрелял из арбалетов, а последний, куда набирали самых рослых, возвышался над всеми. Ширина фаланги равнялась ширине ворот Вильнев, а длина выставленных вперёд копий была соразмерна месту, где находились бойцы. По команде фаланга двигалась вперёд или отступала, но никогда не покидала пределов городских укреплений. Она напоминала живые врата, ощетинившиеся острыми стальными иглами, на которых умирали сотни коней и всадников, врата же оставались неприступными, словно глухая стена из бронзы или камня.

Когда пошёл второй месяц осады, у наиболее рассудительных зашевелилась мысль, что положение складывается отчаянное. Окружность крепостной стены была велика, и многие воины не могли быстро добраться до места, где начиналась атака. Симон де Монфор умножил неожиданные вылазки и взял за правило направлять удар всех осадных машин и всех всадников в одно место. Съестные припасы, отправленные графом де Фуа и графом де Комменжем на лодках по Гаронне, были задержаны: воины Монфора перегородили реку цепями. Лучники из Бордо, прибывшие во главе с Арсисом де Монтескью, постепенно впадали в отчаяние.

Помню, в то утро небо было непривычного нежно-оранжевого цвета, и Ауда, указав на него кончиком мизинца, заметила, что по цвету оно точь-в-точь как её платье.

Я направлялся к воротам Сен-Сернен, и сестра последовала за мной. С решительным видом она заявила, что после долгих размышлений решила принять участие в защите ворот. Почти все женщины Тулузы под предводительством дамы Роэкс целыми днями пребывали на укреплениях, занимаясь починкой оружия, поднося стрелы и камни, ухаживая за ранеными. Дама Роэкс носила кирасу и меч и участвовала в вылазках.

Я попытался отговорить Ауду сопровождать меня. Коснувшись клинка, она могла упасть в обморок, кроме того была очень слаба и вряд ли сумела бы подать даже арбалет. Но Ауда только покачала головой и, облачившись в платье небесно-голубого цвета, уверенно зашагала рядом со мной. Она шла быстрее меня, и я заметил, что в ней появилось нечто странное.

Быть может, думал я, этой ночью ей было видение моей гибели. Я вспомнил свой сон, который вполне можно было истолковать как дурное предчувствие.

Да, именно так! Она хочет присутствовать при последних минутах моей жизни.

Меня растрогало её стремление, и я жалел самого себя. Около ворот Сен-Сернен царила неразбериха. Вооружённые люди на бегу кричали, что враг напал на ворота Монталью. Я заметил быстроногого Ратье де Коссада — ему поручили собрать всех имевшихся в наличии солдат и вести туда, где было совершено нападение.

Я же получил приказ не оставлять ворота Сен-Сернен, что бы ни случилось. Слава богу, значит, в ближайшее время сестра моя вне опасности, ибо сегодня сражение развернётся возле ворот Монталью. По уцелевшей лестнице я проводил её на крышу бывшего монастыря Сен-Сернен, который был наполовину разрушен, но сохранившаяся часть крыши возвышалась над крепостной стеной, и там установили всевозможные камнемёты, требюше и прочие орудия, изобретённые Бернаром Парайре и способные метать устрашающие каменные блоки. Обычно там находились женщины, и среди них немало знакомых Ауды. Поднимаясь по лестнице, я усмехался и убеждал себя: «Сны и предчувствия — это всего лишь пустой вымысел».

С монастырской крыши были видны разорённые поля. Фредерик де Фрезоль, командовавший обороной ворот Сен-Сернен, обычно стоял в карауле целую ночь, и когда я приходил, отправлялся спать, но в это утро он меня не дождался — спал, стоя на коленях и молитвенно сложив руки…

Устремив взор вдаль, я увидел на горизонте взметнувшийся к небу столб пыли. Однако вокруг меня воздух был недвижен. Что это за внезапно налетевший ветер, дыхание которого не ощущается в Тулузе? И тут я услышал глухой топот огромного табуна. Почти в то же самое время пронзительный рёв трубы разорвал воздух. Раздались голоса: «Вот они!» Пробудившись, сеньор Фрезоль заметался, отдавая бессвязные приказания. Я вдруг вспомнил, что, не подумав, надел шлем без металлического забрала. Идти менять шлем уже поздно — значит, смерть поразит меня в лицо, явившись, скорее всего, в виде стрелы.

Всадники заполонили все окрестные поля. Поступь их замедлилась, но до нас отчётливо доносилось конское ржание, слепил блеск доспехов. Врагу несть числа. Атака на Монтолью оказалась уловкой: армия Монфора изготовилась нанести удар близ монастыря Сен-Сернен.

Отдав приказ разворачивать катапульты, я попытался остановить противника градом камней. По моим подсчётам, поблизости на стенах было не больше пяти десятков лучников.

Внезапно крики стихли. Все взоры устремились на врага. Из шеренги выехал Симон де Монфор. Зная, какой ужас наводит один только его вид, он всегда старался обставить своё появление самым зрелищным образом. В ослепительном солнечном свете его шлем, щит и латы, вплоть до самых шпор, сверкали так ярко, что казалось, свет пронизывает его с головы до ног. Его подъятый меч, подобно мистическому лучу, вздымался вверх, сливаясь с солнцем.