– Идёмте, провожу вас, в машину посажу. Аля, ты хорошо запомнила Отто Карловича, или нарисовать? Могу набросать быстро.

– Нет-нет, помню, как сфотографировала. Не переживай!

Они спустились в вестибюль и вышли из гостиницы. Темнота раннего утра ничем не отличалась от ночной, разве что сыпала не дождём, а мелким снегом. Усадив своих сотрудников в машину, директор пожелал удачи, и «Тойота» уехала.

Возвращаясь в здание, Феликс краем глаза заметил у памятника Николаю Первому знакомую фигуру в темно-синем пальто. Вчерашний преследователь с лицом питерского интеллигента мялся у ограды памятника, прижимая к груди кожаную папку-портфель. Заметив, что Феликс на него смотрит, он нерешительно шагнул к нему.

– Да что вам надо, в конце-то концов?!– резко произнес Феликс.

– Выслушайте меня, прошу вас, одну минуту! – Незнакомец подошёл ближе, глядя на мужчину широко раскрытыми глазами – таким взглядом, который Феликсу не раз доводилось видеть у людей в горячке. – Только одну минуту! Выслушайте!

– Что там у вас, говорите.

– Я не знаю, как это возможно, но вы очень похожи на один портрет, – торопливо, сбивчиво заговорил он. – Я с детства рассматривал его, пытался представить изображённого человека, его жизнь, характер… Вы копия, вы оживший портрет!

– И что вы от меня хотите?

– Просто пригласить вас в гости, выпить с вами чаю… – Незнакомец терялся под прямым пристальным взглядом своего визави, но не замолкал. – Не обязательно даже разговаривать, мне бы просто смотреть на вас… оживший портрет моего детства и юности… Столько было связано мечтаний, грёз! Я даже рассказы пробовал писать… исторические…

– Вы с ума сошли? Сейчас шесть утра, я не одет…

Взгляд незнакомца скользнул по брюкам с чёрным свитером.

– Прекрасно вы одеты, великолепно! Я здесь поблизости живу, совсем рядом – из окна виден купол Исаакия… Не весь, правда, самая верхушка…

– Если уж вы так настаиваете, можно попробовать как-нибудь выбрать время…

– Я настаиваю сейчас… Я вас умоляю! Хотя бы час, один час – это даст мне жизни, даст сил…

Он сунул руку в портфель, вынул овальную эмалевую миниатюру на тонкой пластине слоновой кости, размером чуть меньше его ладони, и показал собеседнику. С искусно выполненнойакварели на Феликса взглянул он сам в чёрном фраке по моде конца восемнадцатого века.

– Откуда это у вас?

– Наследство.

– Вы потомок княгини Дашковой?

– Как вы догадались? – От удивления он даже успокоился, и на лбу разгладилась вертикальная морщина от сведённых бровей.

– Это портрет моего пра-пра-прадеда. Я знаю, что они были знакомы, и княгиня даже заказывала его портрет, вот такую миниатюру. Как вас зовут?

– Антон. Антон Сергеевич Лобанов-Черкасский.

– Ваша родословная что, собрала всех потомков Рюриковичей?

– Не всех, но где-то близко к тому, – заулыбался Антон Сергеевич.

– Ладно, где там ваш чай, идёмте.

– Позвольте предложить вам своё пальто! – поспешно сунув миниатюру в портфель, он принялся было расстёгивать пуговицы, но Феликс отшатнулся.

– Нет! Не надо. Мне не холодно. Тем более вы сказали, что живете близко. Показывайте дорогу.

И они пошли через площадь под мелким снегом, постепенно превращающимся в дождь. У реки Мойки свернули к бывшему доходному дому и зашли в подъезд.

Проживал Антон Сергеевич в трёхкомнатной квартире с четырёхметровыми потолками. В доме было аккуратно, прибрано, но старая мебель, скрипучий паркет придавали квартире вид заброшенный и даже нежилой. На первый взгляд, в интерьере не было вообще ни одного мало-мальски нового предмета.

Хозяин проводил гостя в зал-гостиную, усадил за стол, оставил портфель с миниатюрой там же на столе и бросился на кухню.

Пока Феликс осматривался, размышляя о тесноте мира, предоставляющего возможность таких встреч, Антон метался туда-сюда, принося на стол то одно, то другое, не умолкая при этом:

– А я, знаете ли, частенько гуляю у Зимнего, в любую погоду – привычкой уже стало. И вижу вдруг – вы идёте. Я глазам неповерил, думал уже от всех этих нервов с переживаниями расстройство умственное случилось. Ведь не может быть, чтобы настолько сильное сходство…

– Что у вас ещё за переживания?

– Ничего особенно, бывают в жизни огорчения. Так вот, смотрю, идёте… – Он опять умчался на кухню, вскоре вернулся с деревянной доской под горячий чайник и положил её на центр стола. – Не будь вы одеты в чёрное, может, и не так бы бросилось в      глаза, но фантазия ведь сразу фрак дорисовала. К тому же у вас осанка человека, не понаслышке знакомого с верховой ездой и фехтованием. Простите, не спросил – как вас зовут?

– Феликс.

– А по батюшке?

– Эдуардович.

– Рад, рад, счастлив познакомиться!

Он снова выскочил из комнаты, а Феликс глубоко вздохнул с шумом выдохнул, невольно пытаясь представить, какие ещё сюрпризы способен преподнести этот дождливый город.

Наконец Антон принёс на стол всё, что хотел, уселся напротив Феликса, подпёр кулаком подбородок и, глядя на него сверкающими счастьем глазами, сказал:

– Расскажите о нём.

Без пальто и шляпы он выглядел моложе своих лет. К тому же у Антона Сергеевича оказались густые волнистые золотисто-русые волосы, едва тронутые сединой.

– О ком?

– О вашем пра-пра-прадеде. Как его звали, что он был за человек, какую жизнь прожил? Мне всё, всё любопытно!

– Что ж. – Феликс взял пустую чашку, заглянул внутрь и поставил обратно на блюдце. – К сожалению, я не очень осведомлён о подробностях его жизни и судьбы. Знаю лишь, что он был учёным и помогал в работе княгине Дашковой, когда она была директором Академии наук.

– И… это всё? – На лице его промелькнула тень разочарования.

– К сожалению, да.

– Что ж… – Антон Сергеевич посмотрел на железный чайник с кипятком, затем снова на Феликса. – В любом случае произошло чудо. Наши предки были знакомы, общались, вместе работали. Возможно, у них даже был роман…

– Нет. Романа не было.

Антон удивлённо приподнял брови.

– Отчего так категорично? Вы в этом уверены? Зачем она тогда заказала миниатюру с портретом?

– Затем, что сейчас вы можете сделать фотографию своего друга на память, а тогда заказывали миниатюры.

– Да-да… – Он рассеянно постучал пальцами по краю стола.– Возможно, вы правы… Кстати, могу я вас сфотографировать? Себе на память.

Феликс смотрел на него, не моргая, с добрых полминуты, затем ответил:

– Нет, вот этого нельзя.