смущает. Упираюсь взглядом в разрисованное татуировками спортивное тело и только потом добираюсь до лица.

Блондин выглядит удивленно. Сканирует нашу с Мироном позу и закатив глаза распахивает дверь шире, пропуская нас внутрь.

— Я женат, Гейден.

— Поэтому мы и приехали. Буди Белову, — говорит Мирон, спуская меня вниз. — И прикройся.

— Я уже не сплю, придурок! — доносится раздраженный женский голос из глубины квартиры.

Нехотя спрыгиваю.

Мне нравилось его обнимать и чувствовать рядом. Мы были так же близко всего единожды, когда занимались сексом. Сейчас я совсем не ощущаю возбуждения, да и Мирон тоже, остался к нашей позе совсем равнодушен в этом плане. Но мне хочется тепла и тактильных ощущения. Поэтому, когда оказываюсь на полу, все равно льну к Мирону. Он не отталкивает, обнимает за плечи.

— Она Чернова, — сквозь зубы проговаривает парень и его брови ползут еще выше, когда он видит мои босые ноги, переводит взгляд обратно на нас с Мироном. — Мне нужно знать подробности?

Поджимаю пальцы, пол в прихожей с подогревом и это просто блаженство для моих замерших ступней. Я готова застонать в голос.

— Только если Ангелина захочет ими с тобой поделиться, — резко произносит Гейден.

— Он тебя похитил? Моргни дважды если да.

Слабо улыбаюсь и отрицательно качаю головой.

— Черно, блть.

— Окей. Вопросов больше нет. Кофе будете? — ничуть не обидевшись Чернов, взмахивает рукой приглашая внутрь и с хлопком закрывает за нами дверь.

— Гейден, я тебя ненавижу! — кричит тот же женский голос. — Нам вставать через три с половиной часа!

На просторной и совершенно пустой кухне сидит, поставив на стул одну ногу, взлохмаченная, со следом подушки на щеке шатенка. Она широко зевает, когда мы появляемся в дверном проеме, и смотрит на нас.

Как и ее муж вздергивает брови при виде меня и меняется в лице.

— Что-то случилось?

— Да, — коротко кивает Мирон и подталкивает меня в перед. — Одолжи Лине носки.

Девушка вскакивает на ноги и подходит к нам.

— Меня Катя зовут.

— Ангелина.

— Пойдем, одолжу тебе еще фен.

Мне приходится отлипнуть от Гейдена и последовать за девушкой, а когда я возвращаюсь на кухню, то Мирона уже нет. Уехал.

Внутри разрастается вакуумная пустота, она втягивает в себя все эмоции, оставляя только разъедающее волнение. Так одинокого мне еще никогда не было. Несмотря на присудившие рядом Миши и Кати, которые болтают без умолку, сыплют шутками и пытаются сгладить углы невидимой неловкости.

Когда я уже начинаю засыпать прямо над кружкой с чаем, Катя предлагает проводить меня в пустую комнату. Их квартира с мужем просто огромная, на стенах висят картины.

Мы поднимаемся на второй этаж, и Катя показывает, где здесь уборная. У меня срабатывает триггер при видя идеально глубокой ванны, душа и пушистого коврика под ногами. Ничего общего с тем местом, где на меня напал Руслан, но все равно максимально не комфортно. Воспоминания еще слишком свежи. Спешу выйти.

— Белье свежее, — Катя отрывает ближайшую дверь. — Мы этой спальней не пользуемся уже больше года. Отдыхай и не переживай, что тебя кто-то потревожит.

— Хорошо спасибо, — по сторонам сил смотреть нет, голова тянется к подушке.

Хочу дождаться Гейдена и понимаю, что не смогу.

— Я тебе кое-что дам из своих вещей. Оставлю завтра внизу. Мы с Мишей с утра уедем, вернемся только к вечеру, — добавляет Катя. — Можешь оставаться сколько нужно, Лина. И если захочешь поговорить…я всегда могу побыть молчаливым слушателем. Иногда нужно выговориться и станет легче. Хранить секреты тяжелая ноша. Поверь мне.

Мне становится неуютно, и я обнимаю себя за плечи. Я не привыкла к таким широким жестам и проявлениям доброты.

Катя оставляет меня одну, плотно закрыв за собой дверь. Ее шаги стихают через несколько минут, а затем я слышу коротки писк снизу. Чернов схватил свою жену и потащил обратно в кровать, откуда мы с Гейденом, не прощенные ночные гости их вытащили.

Где ты, Мирон? Вернешься ко мне? Я очень жду.

Умираю, когда думаю, что может случиться. Мои чувства в смятении.

Забираюсь в постель и накрываюсь с головой мягким невесомым одеялом. Подтягиваю ноги к груди и свернувшись в клубок почти моментально проваливаюсь в чуткий сон.

Вздрагиваю и широко распахиваю глаза, не сразу понимая, где я. А когда чувствую, как прогибается под весом человеческого тела матрас за моей спиной, резко оборачиваюсь и давлю вскрик.

Мирон.

Целый и не вередимый. По крайней мере никаких телесных повреждений на первый взгляд не видно. Шторы плотно задернуты, в комнате царит полумрак, поэтому я не уверена в своих выводах.

— Он жив? — еле проталкиваю слова через сухие горячие губы.

Язык не слушается.

— На его несчастье — да.

— Спасибо.

— Отблагодаришь потом, — я вижу, как Мирон лениво растягивает губы в улыбке и сонно моргает.

У меня камень с души падает. Становится легче дышать. Он не собирается общаться со мной как с хрупки сосудом или с дефектной.

Я тоже улыбаюсь, а потом толкаю парня в плечо кулаком и попадаю в захват чужих рук.

Мирон укладывает меня на себя, утыкаясь носом в волосы.

— Давай спать.

Я не дышу. Робко обнимаю его в ответ. Закинув на бедра Гейдена ногу, и зажмуриваюсь, вдыхая ставший родным запаха.

Этот невыносимо ужасный день заканчивается. Не важно, что ждет нас завтра. Главное, что сегодня, сейчас мы с Мироном засыпаем в одной постели и я чувствую себя в безопасности.

Глава 18

Проснувшись, долго смотрю в стену боясь пошевелиться, несмотря на неудобную позу и затекшее тело. Зачет я явно проспала и получила неявку. К чему теперь спешка? Тем более, когда рядом спит Гейден.

Мы проспали несколько часов подряд не меняя позы, сплетенные в одно целое.

Моя рука лежит на теплой мерно вздымающейся груди Мирона. Его покоится на моем бедре, вторую он положил на лицо прикрыв глаза от света пробивающегося через щели в шторах. Это ночью мне казалось, что они плотно закрыты и не пропускают света, дневное солнце через них пробивается отлично, заливая лучами не привычно светлую и не знакомую комнату.

Теперь я могу хорошо его рассмотреть. Сухие потрескавшиеся губы. Спутанные волосы, длинные пряди челки разбросаны на подушке. На подбородке ссадина и мне до зуда в пальцах хочется до нее дотронутся. Только жалко будить.