Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он старался держаться прямо, но смотрел виновато.
– Прости, сын мой, я не хотел бы показаться слабодушным болтуном в глазах солдата. Просто… о, снова увидеть римлянина… Среди твоих товарищей есть христиане?
Будик кивнул, и пресвитер просиял.
– Пей, мальчик, и давай поговорим, – посоветовала Бодилис. – У нас найдется о чем побеседовать.
Будик пригубил мед. Легкий напиток с привкусом черники.
– Я всего лишь деревенщина из восточной Британии, – признался он. – Это мой первый поход. Правда, прошлой зимой мы стояли у Вала. Но там были только мелкие стычки, а между ними – гарнизонная служба. Никто нам ничего не рассказывал.
– Стояли прошлой зимой у Вала! Там, где Магн Максим прогнал прочь тьму варваров, – словно про себя, заметила Бодилис. – Хотя… Что ты знаешь о нем? Что он за человек?
– Я – простая пехота, рядовой легионер, госпожа моя, – Будик замялся. – Я ничего не понимаю в высокой политике. Мое дело – выполнять приказы центуриона.
– Но ты же слышишь разговоры, – настойчиво возразила королева. – Или ты глухой?
– Да ведь лагеря и бараки всегда полны сплетен, – попытался уклониться Будик. – Ты, госпожа, разбираешься в делах Рима лучше меня.
Бодилис рассмеялась.
– Стараюсь. Я как улитка – сама спряталась в раковине, а рожки выставила. Кое-что до меня доходит. Сегодня я пришла сюда, чтобы поделиться с Эвкерием новостями, полученными от Авсония. До него тоже дошли кое-какие слухи.
– Давайте же познакомимся, – предложил пресвитер. Он был рад рассказать новому человеку свою историю.
Эвкерий был родом из Неаполиса. Он обучался в школе риторики, которую основал в Болгарии Авсоний, и проявил немалые дарования. Но знакомство с философией и беседы с учителями зародили в его Душе сомнения в догмате о первородном грехе. Молодой священник не мог поверить, что даже новорожденные младенцы изначально прокляты. Вернувшись Домой с такими идеями, он был вскорости обвинен в ереси, и не нашлось влиятельного церковника, который бы выступил в его защиту. Несмотря на принесенное покаяние, епископ с тех пор не удостаивал его поручениями сложнее, чем простая переписка рукописей.
Через некоторое время епископ получил письмо от своего единоверца и друга. Гесокрибатский епископ, среди прочего, выражал сожаление о том, что место священника в Исе опустело, и не находится человека, достаточно компетентного и в то же время самоотверженного, который пожелал бы занять его. Таким образом, разрывается даже та тонкая нить, которая связывала этот город с Церковью, и невозможно предсказать, какие темные силы возобладают над Гобейским полуостровом.
Итальянский епископ в ответном письме предложил кандидатуру Эвкерия, и дело было решено. Высшие клирики рассудили, что в среде упорствующих язычников заблуждения Эвкерия едва ли будут заметны, а между тем он с успехом может исполнять священный долг для немногочисленных исанских христиан. Кроме того, такой пост мог расцениваться как дополнительная епитимья и послужить к спасению заблудшей души.
Эвкерия рукоположили в сан пресвитера – старейшины сельской церкви – с правом управлять экклесией, учить, вести службы, давать причастие и отпущение, но без права крестить и освящать хлеб и вино.
Добравшись до города, священник быстро изучил язык, но оставался одиноким. Горожане не то чтобы презирали, скорее не замечали его. Любознательная Бодилис заинтересовалась пришельцем, и вскоре между ними возникла дружеская приязнь. Королева пыталась ввести его в Симпозиум – собрание мыслителей в Доме Звезд, – однако большинством голосов чужак был отвергнут. Он, в свою очередь, связал ее с Авсонием, и они с королевой до сих пор обменивались письмами, хотя поэт с тех пор переехал ко двору императора и получил консульство.
Переписка самого Эвкерия ограничивалась докладами начальству и получением инструкций. Свободные часы он заполнял изучением истории и традиций Иса. Этот предмет повергал его в ужас и в то же время зачаровывал, к тому же священник надеялся, что рано или поздно его исследования пригодятся тому подвижнику, который сумеет извлечь этот несчастный народ из бездны невежества.
Будик слушал со слезами на глазах.
– Отец, – пробормотал он, – ты солдат, как и я, легионер Христа!
Эвкерий вздохнул и застенчиво улыбнулся.
– Едва ли так. В лучшем случае, я обозник, вечно спотыкающийся на дороге и вздыхающий об оставленном доме.
– Я слышала, что Неаполис прекрасен, – тихо заметила Бодилис, обращаясь к Будику. – Древний греческий город между холмами и голубым заливом, под солнцем Италии, о котором здесь, на сумрачном севере, можно только мечтать.
– Нам следует оставить этот мир и искать истинной родины на небесах, – наставительно проговорил Эвкерий. Новый приступ кашля не дал ему закончить. Он прижал ко рту платок, а когда убирал его, Будик заметил на ткани пятнышки крови.
III
Получив у Эпилла увольнение, Кинан и Админий собрались посмотреть Ис и поискать развлечений. Молодой моряк Херун согласился быть проводником. Парни познакомились в Доме Воинов, где легионеров разместили вместе с городскими военными. Правда, горожане свободные от службы часы проводили дома, а римлянам пока приходилось и спать в казарме.
Вне службы полагалось носить гражданскую одежду, а из оружия разрешался только нож, длиной не более четырех дюймов. Админий предусмотрительно упрятал тяжелую дубинку за пояс. Свободно висевшая на его костлявой фигуре туника прекрасно скрывала сие нарушение правил. Кинан разоделся в одежды родной Деметы: отороченная мехом рубаха, штаны с подвязками крест-накрест и яркий шафранный плащ, хлопающий на ветру. На левом плече висел футляр маленькой дорожной арфы. Херун был одет по-исански: льняная рубаха, вышитая куртка, распахнутая на груди, чтобы выставить напоказ цепочку с подвеской, и широкие штаны. О том, что он кельт по крови, говорили только высокий рост, конопатое лицо да медные волосы, стянутые в пучок на затылке.
– Прогуляемся к Воротам Зубров через Гусиный рынок, а потом свернем на север, к Рыбьему хвосту, – Херун говорил медленно и внятно, чтобы спутникам легче было понимать малознакомую речь. – Посмотрите городские достопримечательности, а там и за пирушку.
– Звучит соблазнительно, – Админий перевел для Кинана это предложение на латынь. Протолкавшись через толпу на дороге Лера, все трое свернули на тихую улочку, которая вилась среди оград богатых особняков.
– Быстро ты подхватил наш язык, – похвалил Херун.
Админий усмехнулся, показав щербатые зубы.
– Таракану в лондинийских доках приходится учиться проворству, чтобы на него не наступили.
– Хочешь сказать, жизнь научила?
– У меня, знаешь ли, отец был лодочником на реке Темезис. Заработков было меньше, чем голодных ртов в семье. Я только ходить научился, а уже шнырял повсюду, стараясь раздобыть что-нибудь попитательней вареной капусты. Скудная добыча, а частенько и незаконная, но чтобы хоть что-то урвать, пришлось учиться понимать всякую речь. Так что у меня с детства острый слух и проворный язык.