— Не знаю. — Игорь опять полез за сигаретами. — Галь, что ж мне делать-то?

— А не знаю, — сердито отмахнулась Галка и уставилась в окно.

— И за квартиру она обиделась, кажется. — Игорь болезненно поморщился, вспомнив ползущую по щеке Ольги светящуюся в полумраке слезу. — Говорит: это еще что за подарки… Я уж и про зарплату за десять лет говорил, и про испытательный срок… Как-то у меня все не так получается, да, Галь?

— Гришка ей за всю жизнь ни разу ничего не подарил, — хмуро призналась Галка. — Ей, кажется, никто никогда ничего не дарил. Кроме матери, и та все больше что-нибудь полезное — шапочку какую-нибудь, вазочку, полотенце там… И то Гришка все из дому тащил и пропивал. А как с питьем завязал, так все себе, себе… Даже фрукты какие или там тортик — и то только для себя. И в отпуск всегда один отдыхать куда-нибудь ездил. Козел.

— Во! — оживился Игорь. — Отпуск! Что-то я давно в отпуске не был! Как думаешь, Ольге море понравится? У меня такая привязка есть! Друг в дельфинарии работает! Представляешь? Мы с Чижиком в прошлом году у него были, так Чижик до сих пор этот балдеж вспоминает. Ох, обрадуется, если поедем… Как думаешь, Ольга дельфинов полюбит?

— Дельфинов-то Ольга полюбит, — невесело улыбнулась Галка. — Насчет кого другого еще можно сомневаться… А уж дельфинов-то Ольга точно полюбит.

Вторую неделю в доме такая суета, что Ольга совершенно растерялась. Юг, море, дельфины — это все, конечно, хорошо. Но как-то уж очень неожиданно. Она что-то не помнила, чтобы Игорь Дмитриевич планировал эту поездку. Ее, во всяком случае, никто не предупреждал.

Похоже, он никого не предупреждал. Инга Максимовна приезжает в Семино через день — то тряпочки всякие привозит, то просто так, якобы уточнить какие-то детали, что-то спросить, о чем-то посоветоваться с Ольгой.

Ну что она может посоветовать? Она понятия не имеет, что нужно брать с собой на юг для ребенка. Даже не уверена, можно ли пятилетнему ребенку ехать на этот их дельфиний юг. Но оказывается, Чижик уже была там в прошлом году. Тогда тем более — о чем ее-то спрашивать? В прошлом году без нее как-то ведь обошлись. Ей не очень хотелось на юг. Наверное, потому, что вокруг поездки подняли столько шуму. А может, потому, что очень не хотелось уезжать из этого необыкновенного дома, где ей так необыкновенно хорошо. Каждую минуту, каждую секунду ей здесь было так хорошо, как не было никогда за всю ее жизнь. И даже сломанная нога казалась сущим пустяком и даже не неприятностью, а скорее вовремя подвернувшимся поводом для того, чтобы провести здесь еще хоть несколько дней.

А может, ей просто не хотелось трогаться с места. Хотелось забиться куда-нибудь в уголок, замереть, затаиться, чтобы никто не видел и не слышал, и закрыть глаза, и тихонечко разобраться с тем, что свалилось на нее ни с того ни с сего. Всю жизнь Ольга ощущала себя очень одинокой, а сейчас ей хотелось именно одиночества — немножко, совсем чуть-чуть, просто чтобы прийти в норму. Если, конечно, не принимать во внимание, что она, кажется, уже перестала понимать, что это такое — норма.

И когда же, наконец, привезут Чижика?

— Оленька-а-а!

Она вскочила, роняя карандаш и бумагу, кинулась к двери, совсем забыв, что нога еще побаливает, тут же оступилась, зашипела от боли сквозь стиснутые зубы, чертыхнулась шепотом и — не выдержала, закричала, как никогда еще не кричала в жизни:

— Чижик! Немедленно остановись! Не бегай по лестнице! Я к тебе иду!

Но дверь уже распахнулась, и в комнату метеором влетела Анна, с разбегу прыгнула на нее, обвивая руками и ногами, уткнулась носом ей в шею, повизгивая от восторга. Ольга охнула от довольно ощутимого удара, покачнулась, крепко обняла маленькое тугое тельце и зарылась лицом в растрепанные кудри Чижика. И сразу успокоилась. И с какой стати она какие-то проблемы себе придумывает? Чижик с ней, и все будет хорошо.

— Анна! Ты осторожней все-таки… У Оленьки ножка еще болит.

Ольга подняла голову и открыла глаза. Игорь Дмитриевич стоял в дверях и хмурился.

— Ой! — озабоченно воскликнула Анна. — Что это я, правда, буквально не знаю как кто…

Она отцепилась от Ольги, спрыгнула на пол и тут же потащила Ольгу к дивану.

— Садись сейчас же, — приговаривала Анна, деловито суетясь, усаживая Ольгу и тут же забираясь к ней на колени. — Тебе нельзя пере… утомляться. Болит? — Она извернулась в кольце Ольгиных рук, свесилась вниз и похлопала ладошкой ей по ноге.

— Вообще-то я другую ногу ломала. — Ольга тихо засмеялась.

И Анна засмеялась, опять крепко обняла ее и уткнулась носом ей в шею.

Господи, как же ей повезло! Ведь она даже и не надеялась, даже и мечтать не смела, особенно после того, как у нее навсегда отобрали Шурку…

— Я тебя люблю, — шепнула Ольга темной кудрявой макушке. — Чижик мой хороший… Я тебя люблю. Очень сильно.

Анна приблизилась к ней сияющей мордашкой и неожиданно громко заявила:

— И я тебя люблю. Просто уж-ж-жасно как люблю. Тетя Марина сказала, что ты мне жизнь спасла. А папа сказал, что меня буквально нужно выпороть. А Саша-маленький сказал, что нас всех нужно выпороть. И что, когда ты выздоровеешь, он сам лично проследит, чтобы ты выпорола всех без исключения, даже его. А тетя Галя сказала, что ты не можешь никого выпороть, так что она согласна выпороть всех сама!.. Оленька, а почему ты не можешь никого выпороть?

Ольга смотрела на румяное, смуглое, оживленное лицо Чижика и думала, что уж кого и надо бы выпороть, так это ее, Ольгу…

— Это плохое слово. — Она вздохнула виновато. — Пороть — значит бить… Разве можно человека бить? Сама подумай.

Анна задумалась, серьезно сдвинув бровки.

— А если человек буквально плохой — тогда можно? — наконец спросила девочка.

— Ну и кто же у нас такой плохой, что его ударить не жалко?! — Ольга даже отшатнулась слегка и уставилась на Анну с искренним удивлением.

— Никто! — быстро среагировала та. — Никто не плохой. Ты правильно не хочешь никого выпороть.

Они столкнулись лбами и опять начали смеяться, и тут к ним присоединился низкий, мягкий и будто немного неуверенный смех Игоря Дмитриевича. Ох ты, она про него совсем забыла… Ольга сняла Чижика с колен, посадила рядом с собой и торопливо потянулась за рассыпавшимися по полу листами бумаги. И так она все время в его присутствии чувствует себя неловко, а тут еще эти бумажки… Не хватало, чтобы он понял, какие дебеты с кредитами она без конца сводит. Но он опередил ее, бросил на пол большую дорожную сумку, шагнул вперед и одним движением сгреб с пола бумажные листы.

— Опять кого-нибудь рисуешь? — начал он, но запнулся, удивленно разглядывая колонки цифр. — А, нет… Арифметика какая-то…

— Это… просто так. — Ольга протянула руку за листами.

Игорь Дмитриевич взглянул на нее, и она вся сжалась внутри, изо всех сил стараясь не выдать смятения.