— А я думал, опять чей-то портрет рисуешь, — улыбнулся он, отдавая ей бумажки. — Только вот кого тебе рисовать? Всех уже нарисовала, даже Цезаря и Розу. Меня, правда, еще нет, но я ведь не такой красивый, как Цезарь…

Ольга запихивала листы со своей арифметикой в ящик тумбочки, слушала его подчеркнуто легкомысленную речь и с нарастающей неловкостью осознавала — все он понял. Чего тут не понять, если она все так аккуратно разграфила: цена квадратного метра, количество квадратных метров, зарплата, доход от рисования, необходимая сумма для Галки, неизбежные расходы на зиму… Выплата долга за квартиру. Все он, конечно, понял, и сейчас ка-а-ак скажет что-нибудь…

— Мы тебе привезли кое-что, — сказал Игорь Дмитриевич, подхватывая с пола сумку и шлепая ее на диван. — Галка передала. Для юга. И велела тебе не сопротивляться. Так и сказала: будет брыкаться — обозлюсь. Подтверди, Анна.

— Подтверждаю, — важно произнесла Анна и энергично закивала. — Так и сказала: обозлюсь на хрен, как сатана. Что такое сатана?

— Караул, — ужаснулась Ольга. — На неделю ребенка нельзя оставить. Тут же чему попало научат.

— Она меня не учила, — безмятежно призналась Анна. — Я сама подслушала. Давай посмотрим, чего тебе тетя Галя прислала!

— Беда мне с вами, — пробормотала Ольга, кидая укоризненный взгляд на тихо смеющегося Игоря. — И что там смотреть? Опять Галка какие-нибудь тряпки дикие на меня повесить хочет… Прямо навязчивая идея у человека. Сто раз говорила, не надо мне никакой дурацкой роскоши! А все необходимое у меня есть.

— Оль, ты бы, правда, не сопротивлялась, а? — мягко попросил Игорь Дмитриевич. — Галка ведь обидеться может.

— Не может, — упрямо буркнула Ольга, с неприязнью глядя на огромную сумку. — Галка никогда не обидится. Галка именно обозлится, как… э-э-э, — она оглянулась на Анну и вздохнула, — как не знаю кто. И ведь наверняка там безобразие всякое.

— А вот давай посмотрим. — Игорь Дмитриевич расстегнул замок сумки и легко поднял ее над диваном. — Может, никакого безобразия там и нет. Галка, например, считает, что кое-что тебе очень даже сильно понравится.

Он перевернул сумку, сильно встряхнул ее, и на диван вывалилась огромная куча разноцветной одежды. Ольга молча уставилась на эту кучу. Нет, на этот раз совершенно ясно — Галка сошла с ума. Даже в глупой безоблачной юности она никогда не напялила бы на себя этот купальник леопардовой расцветки или вот эту розовую ночнушку… Хотя ночнушка вполне может оказаться вечерним платьем — она же ничего в этом не понимает. А это по всем признакам должно считаться юбкой. Нет, Галка, безусловно, свихнулась. Эта юбка даже Анне коротковата будет.

— Безобразие, — буркнула она и принялась кидать тряпки обратно в сумку. — Откуда она все это взяла, интересно? Да еще такое количество… Чижик, не трогай ничего, мы сейчас все это упакуем, и пусть тетя Галя…

— Подожди. — Игорь Дмитриевич перехватил ее руку. — Ну что ты так сразу… Вот увидишь — все пригодится.

— Когда это все пригодится? — Ольга сердито отдернула руку и опять принялась кидать вещи в сумку. — Мы что, на пять лет туда едем?… Чижик, не напяливай на себя всякую гадость, порядочные девушки таких сарафанов не носят!

Игорь Дмитриевич засмеялся, опять поймал ее за руки и сел рядом.

— Оленька, — вкрадчиво начал он, заглядывая ей в глаза. — А почему ты так не любишь нарядную одежду? И потом, это совсем не так много, как тебе кажется. Тетя Катя и та с собой больше вещей берет.

— Катерина Петровна тоже едет? — Ольга обрадовалась и удивилась. — А почему? Она что, и там будет готовить, стирать и все такое?

— Ничего такого. — Игорь Дмитриевич крепче сжал ее запястья, потому что она хотела освободить свои руки. — Просто тетя Катя давно не отдыхала, пора ей свой любимый артрит на солнышке погреть. Нет, если она захочет, конечно, может и приготовить что-нибудь свое, фирменное. Но я думаю, Пашка ей не разрешит.

— Батоно Паша не разрешит, — подала голос Анна, до этого молча и увлеченно роющаяся в груде цветных тряпок. — Батоно Паша даже тете Этери не разрешает готовить… Оленька, смотри, что я нашла! Это же твои тапочки!

Ольга оглянулась, увидела в руках Чижика белые парусиновые тенниски — и тут же простила Галке всю остальную кучу барахла. Тенниски были точно такими же, одну из которых Игорь Дмитриевич раскромсал ножом, снимая с ее сломанной ноги. Тенниски казались символом привычного, надежного, своего… А это все — не ее. Никогда не было ее и никогда ее не будет.

Почему она не любит модную одежду? А потому, что у нее не было случая ее полюбить. Как-то так получилось, что их пути — ее, Ольги, и модной одежды — ни разу не пересекались. Ну и что? До сих пор она по этому поводу не тосковала.

Ольга вздохнула и опять с неудовольствием оглянулась на пеструю кучу.

— Ладно, — пробормотала она неохотно. — Там посмотрим… Но откуда Галка деньги на все взяла?

Игорь сидел у мангала. Делал вид, будто изо всех сил наслаждается жизнью, а сам тяжело и стыдно изводился от ревности. Ну что это такое, в самом деле, — с Пашкой год не виделись, мог бы Пашка, наверное, пообщаться с ним, Игорем, чуточку подольше для первого раза. И хотя бы ради приличия. Так нет, с лучшим другом Пашке поговорить не о чем. Пашке, оказывается, в сто раз интереснее говорить с Ольгой, которую он видит в первый раз. И куда Этери смотрит?

Впрочем, Этери смотрит туда же. И трехлетний Олежка. И десятилетняя Тамара. Вся дружная семья Калмахелидзе дружно уставилась на Ольгу, дружно галдят на смеси русского, грузинского и украинского. И даже кумир семьи беспородный пес с гордым именем Коба, известный патологической ненавистью к чужим, совершенно бесстыдно отирается возле Ольгиных ног, сует башку ей под руку, улыбается, вывалив длинный розовый язык, заглядывает в глаза с воистину собачьей преданностью… Сукин сын. И даже индюшата сбежались всей толпой на нее посмотреть. Свиристят что-то на своем языке не хуже семейки Калмахелидзе. А два самых наглых индюшонка все время пытаются влезть к ней на колени. И как он, Игорь, мог всего этого не предвидеть? Ничего себе отпуск получается… Две недели такого кино он просто не выдержит.

— Эй, дарагой, слюшай, ты за шашликом следышь, да? — Пашка на миг отвернулся от Ольги, глянул на Игоря веселыми синими глазами и подмигнул. — Э-э, ты не следышь, да? Шашлик сгорит — что гогония кушать будэт, слюшай?

И тут же многоголосие вокруг Ольги взорвалось с новой силой, Этери закричала «хай тоби бис», Тамара захохотала, Олежка в восторге завизжал, даже суровый пес Коба в изумлении тявкнул и упал пузом на траву, даже индюшата разинули клювы и расправили крылья. Еще бы — вся дружная семья Калмахелидзе до сих пор не подозревала, что патриарх способен даже просто отойти от мангала, не говоря уж о том, чтобы доверить такое ответственное дело, как приготовление шашлыка, чужим рукам.

Игорь вздохнул, повертел шампуры и раздраженно отмахнулся от дыма. Гогония! Ты бы, друг мой Пашка, все-таки не зарывался. Какая она тебе девочка? Она моя ровесница, а я — твой ровесник, и, между прочим, я твоей Этери ни разу не сказал «девочка»…