Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сшиблись. Как в старых мультиках, когда вокруг драки крутится дымное облако, из которого только тумаки вылетают да участники драки.
Разошлись. У Хрустика рассечена морда, у меня порез на ноге и проникающее в плече, а Ларс на откате. Но и Лидии досталось — к ошпаренному лицу добавилось несколько опаленных зон: грудь, спина, нога. Левая рука, потеряв призрачную основу, сломанная болталась вдоль тела, а «клюшек» осталось всего две.
Лидия начала отступать, оглядываясь на дверь. Может, сбежать хотела, а, может, надеялась на помощь брата. Меня не устраивал ни один из вариантов, меня потряхивало и чувствовалось, что еще чуть-чуть и моя форма перевалит с пика и уйдет в глубочайшую пропасть.
Я заменил огневик обрезом, быстро зарядив «светлячки» с вложенным зарядом полыни, и бросился в следующий раунд. Отбил «клюшку», ушел от второй и, зайдя со стороны сломанной руки, практически уткнул кочегарский обрез подмышку Лидии. Первый выстрел прожег дыру, оголив переломанные ребра. Грешницу отбросило к стене. Она попыталась отползти, но, вздохнув, рухнула на пол. Повернулась ко мне, заикаясь что-то начала говорить, но я не стал слушать. Выстрелил еще раз и поднес огневик к обмякшему телу.
Вспыхнуло так, будто я древнего фобоса изгоняю. Сколько же скверны и грязи в этих Супергрешниках? Много. Так много, что приход моментально восстановил внутренние силы и попер через край. Выгодно, однако, на таких перекормленных Грешниках качаться.
Ложечку для Ларса, ложечку для Харми, половничек для Хрустика, а то его теперь жуткий рубец на морде украшает. Хотя, как жуткий и как украшает, там такая морда у деймоса страшная, что с первого взгляда и незаметно, что рана была. Ложечка горностаю, еще ложечка для Леньки и снова ведерко для мэйна.
А теперь Муха. Я мысленно повторил все шаги недавно открытой методики. Притянул взволнованного фобоса поближе, максимально расслабился и начал выхватывать тонкие нити силы, льющиеся от изгнанной Лидии. И направил их в Муху. Когда первая нить соприкоснулась с фобосом, Муха довольно хрюкнул, и на его призрачном лице поплыла улыбка нескончаемого кайфа.
Я начал наращивать поток. Нити заплетал в косички, каждый раз добавляя более толстые плетения. Улыбка на лице фобоса стала натянутой, его начало корежить, а потом и раздувать, будто под кожей ходят желваки. Фобос начал мерцать то исчезая, то вспыхивая, как лампочка во время перепада напряжения. Я сбавил поток, боясь, что фобоса попросту разорвет.
«…Матвей, але! Поддай парку, бодро идет!» — сиплым прокуренным голосом пробасил Муха: «…все нормально, место есть… я выдержу…»
И я давил, а когда источник Лидии иссяк еще и добавил накопленные для себя излишки. И в этот момент Муха исчез.
«…свалил-таки, гаденыш…» — проворчал Ларс, и в его голосе послышались нотки обиды, будто он ревнует: «…эх, профукали все, а лучше бы на меня потратили…»
— Не бурчи, — я расчистил кусок пола у стены, устало выдохнул и сел на пол, уперевшись затылком в холодную стену, — И до тебя очередь дойдет.
«…знаю…»— — вздохнул Ларс: «…это я так, старческое. Так что не сиди на холодном и сваливать надо, пока братец не вернулся. Или мы в засаде?»
В засаде мы или нет, я ответить не успел. За дверью послышались торопливые шаги, а потом удар и крик. Голоса Арсеньева я раньше не слышал, но сомневаюсь, что это просто курьер с доставкой ошибся адресом. Да и скверна полыхала в ауре, чуть ли не пробиваясь сквозь щели в досках.
Я только и успел, что обрез, не глядя, что за патроны, зарядить и парочку столов сдвинуть так, чтобы они меня прикрыли.
— Муха, мать твою, ты где?
«…тута я, осваиваюсь! Смотри, как я теперь могу!»
По телу пробежал приятный холодок. Мышцы размялись и взбодрились, а суставы (по ощущениям) превратились в туго сжатые пружины.
В дверь уже не стучали. Энергия скверны сфокусировалась, воздух в комнате наэлектризовался, и в следующий момент дверь с грохотом разлетелась в щепки. В проеме возник силуэт Арсеньева в человеческом обличье.
Но уже через секунду, стоило ему заметить горстку пепла, оставшуюся от его сестры, он взревел и начал преображаться.
— Тебе конец, — либо Арсеньев прекрасно контролировал эмоции, либо трансформация мешала говорить, но он был немногословен.
Вместо него говорила скверна. Зеленые дымчатые потоки выступили и пола и, окутывая ноги Арсеньева, начали подниматься вверх. Часть потоков оставалась на месте, превращаясь в подобие чешуйчатой брони. Тело графа росло, набухали мышцы, на локтях и коленях выступили костяные шипы, а языки скверны все добавляли оборотов, добравшись уже до пояса.
«…в дракона он что ли трансформирует?» — удивилась египтянка.
«…дракон вряд ли, но точно какая-то ящерица…» — ответил Ларс.
— Ну, на хер такую засаду, — я покрепче стиснул обрез. — Муха, кроме массажа и щекотки, на что мы теперь способны?
«…держись…то есть беги!»
До окончательной трансформации Арсеньеву оставалось закрыть броней голову. Витки энергии уже обматывали шею и заканчивали создавать усиленные наплечники с длинными, острыми шипами. Лицо графа побледнело, потеряв цвет, на нем проступили фирменные язвы Грешников. Только глаза еще были живые — полные злобы и ненависти.
Я рванул. Дернулся, подскочил, и под залихватский вопль Мухи, побежал к мутанту. Прибавка к скорости в сравнении с обычным Мухой была многократная.
Время вокруг будто замерло. Воображение даже нарисовало удивленную морду маленькой мушки, которую я обогнал. Газ в пол, ветер в лицо — я подлетел к Арсеньеву, вокруг которого в замедленном режиме вилась скверна, обошел его и приставил обрез к еще чистому затылку.
Громыхнул сдвоенный выстрел, голова Арсеньева серыми обескровленными ошметками разлетелась, прилипая к потолку и стенам. Трансформация оборвалась, сгустки скверны дернулись и растаяли, а упавшее тело графа стало принимать прежний вид.
— Не успел, гаденыш… — я улыбнулся и рухнул на пол рядом с обезглавленным трупом.
Болело все — каждый кубический сантиметр тела. Растянутые мышцы горели, суставы крутило. Меня всего будто через мясорубку пропустили, подсыпая туда песок и стальную крошку.
«…сорян, босс, откат пошел, твои мышцы к такому еще не готовы просто…» — виновато прошептал Муха, а Харми принялась прогонять сквозь меня что-то лечебное, но совершенно неэффективное.
Странное полубредовое состояние. После мясорубки по мне еще и каток проехал, а потом на ленточки порезали. Но вроде, даже назад стали собирать, только очень медленно. Сил кричать от боли или материться не было, я только прикусил воротник куртки, чтобы зубы не скрипели, и попытался отрешиться. Жив и ладно, есть шанс, что до свадьбы заживет. Сейчас полежу чуть-чуть и домой пойду. Может, даже Искру на свидание приглашу…
Краем глаза заметил движение, как на выходе с лестницы мелькнула тень. Попытался обернуться на шелест за спиной и дотянуться до «задиры», но по разобранным мышцам сигнал к действию не прошел. А потом и вовсе пропали все сигналы, а комната погрузилась в темноту, когда что-то тяжелое и холодное ударило меня в висок.
* * *
Пших…пвпших… звук будто от первых фотовспышек. Химические, где магниевый порошок поджигается. А потом донеслись голоса.
— А он долго еще в отключке будет? Поговорить с ним получится? — хриплый голос с наглыми нотками.
— С ума сошел что ли? После того, что он сделал? — попроще и немного испуганно. — Фотографируй и поехали скорее в редакцию, чтобы материал в утренний номер успеть сдать.
— Эй там, к заключенному не подходить, и чтобы меня в кадре не было, — уже практически над ухом произнес довольно грубый голос.
Так. Что за хрень творится? Глаза пока открывать не стал, прислушался к себе. Фобосы на месте, но какие-то притихшие, будто душелов еще в комнате, но уже не у меня. Тело болит, голова болит, но по, крайней мере, чувствую, что мышцы отзываются. Но двигаться не могу — мешает что-то тяжелое и холодное на щиколотках и запястьях.
Неизвестные журналисты засуетились, заметив мои попытки пошевелиться. Один охнул и, уговаривая второго, потянул его на выход.
— Лучше не пытайся, — прогудело над ухом и меня дернули, встряхивая за цепь от кандалов.
Я открыл глаза.
Все тот же подвал на базе Арсеньева. Я в углу, на руках и ногах усиленные кандалы, светящиеся магическими