litbaza книги онлайнКлассикаУлица Яффо - Даниэль Шпек

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 149
Перейти на страницу:
бесчисленные люди, бредущие мимо, и сверкающее, слепящее солнце.

* * *

Незнакомая женщина покрыла листьями маиса тело Мариам, безжизненно лежавшее на обочине дороги. Она пробормотала похоронную молитву, затем взяла Амаль за руку, и они двинулись дальше. Потом вдруг нашли Джибриля и бабушку. Наверное, это произошло в деревне, где был родник и ледяной кран с проточной водой. Амаль пила как сумасшедшая, пока вода не потекла у нее из носа, и она медленно очнулась от своего оцепенения. Ее оттолкнули другие дети, а бабушка подвела к источнику Джибриля. Потом они увидели Жоржа. Его костюм был порван, лицо покрыто пылью, в которой струйки пота пробороздили дорожки. Он бежал от самого конца колонны, вглядываясь в людей, разыскивая свою семью. Пошатываясь, он упал на колени перед детьми, обнял их и заплакал от радости.

– Где Башар? – спросил он.

– Я не знаю, – ответила Амаль.

Жорж поднял глаза на мать:

– Где Мариам?

Глава

15

Палермо

Над морем висит нереально покойная луна. Официант убирает наш столик, за соседним парочка держится за руки, рядом друзья обнимаются, прощаясь. Я в двойном смятении: я вернулась в свою эпоху. Но не на свое место. Я снова чужая. Проходит некоторое время, прежде чем мне удается вновь ощутить свое тело: напряженную шею, ноги, лежащие на пластиковом стуле; меня знобит, и я ежусь. Элиас закуривает.

Теперь я его знаю.

Хотя он не сказал о себе ни слова. Расскажи мне о своей матери, и я пойму, кто ты. Он смотрит на зажигалку в руке, а я пытаюсь распознать в его лице черты женщины из «ситроена». Та же серьезность, решительность. Интересно, какое впечатление она произвела на Морица. Знал ли он, что прекрасная женщина, в которую он влюбился, всегда носит с собой чемодан, невидимый чемодан, наполненный апельсинами, колючками и камнями, которые когда-то были домом. Наши родственники окружают и пронизывают нас. Хорошие и плохие, живые и мертвые. Мы отражаемся в их историях. Одни открывают свои чемоданы, другие всю жизнь держат их на замке, а некоторые носят с собой чемоданы своих любимых. И в каждом хранится что-то, принадлежащее другому человеку.

– Как познакомились твои родители? – спрашиваю я.

– А ты знала о его другой семье? – спрашивает он вместо ответа.

– Нет, я ничего про вас не знала.

– Я имею в виду другую семью.

– Про нее мне рассказала Жоэль.

– Моя мать ничего об этом не знала. – В голосе укоризна. Преданный ребенок в теле взрослого мужчины. – Его… дочь… что она знает о нем?

Он по-прежнему избегает называть Жоэль по имени.

– Тебе нужно поговорить с ней. Вы же брат и сестра. Расскажи ей про Амаль.

– Она не захочет слушать.

Чтобы сменить тему, он достает из пиджака сложенный листок. Нужны еще данные для свидетельства о смерти, сухо говорит он. Имена родителей Морица.

– Карл и Паула Райнке.

Он вписывает имена в формуляр.

– Где мы будем его хоронить? – спрашиваю я. – Он оставил какие-то указания?

– Нет, ничего.

Не понимаю его. Он распорядился своим наследством. Но что будет с его собственным телом, получается, ему было безразлично.

– Заберите вы его, если хотите, – говорит Элиас.

Не знаю, что меня сильнее смущает – его притворное безразличие или это «вы». Три – нестабильное число. Всегда один против двоих. И я задаюсь вопросом, какая роль отведена в этой игре мне. Я – как нить разговора, которая грозит оборваться.

* * *

Около дома Элиас садится в машину. Уезжает, даже не попрощавшись, словно его и не было. Странный контраст составляют его сильное тело, выразительное лицо и сдержанное поведение. Он не заполняет собой помещение, передвигаясь незаметно, как тень. Он словно не включает свой свет, и по крайней мере в этом мы похожи.

Жоэль наблюдала за нами через окно – я замечаю движение занавески. Но когда я вхожу, она сидит босая на диване. Свеча на столе горит, и я вижу, что Жоэль завесила настенное зеркало тканью.

Я рассказываю ей об Элиасе и Амаль, о Яффе и Лидде. О тревожном беспокойстве, которое породила во мне его история. И постепенно, пока я признаюсь Жоэль в своих чувствах, понимаю по ее реакции более глубокую причину моего беспокойства. Его история борется в моей голове с другой историей. Два аккорда, каждый из которых гармоничен сам по себе, но вместе они так невыносимо диссонируют, что хочется заткнуть уши.

У меня дома в прихожей висит черно-белый портрет женщины. Ее звали Эдит Шульце, урожденная Зоммерфельд. Когда мы туда переехали, я нашла ее имя на памятном камне на тротуаре перед домом. Один из многих таких камней. Родилась 14.08.1908, отконвоирована в Лодзь 16.07.1942, убита 12.08.1942. Я знаю даты наизусть. Несколько лет я ежедневно проходила мимо этого камня, и в какой-то момент мне захотелось узнать, кто эта женщина. В соседней школе один из классов делал проект по истории, и поскольку там работала моя подруга, я вызвалась помогать. Мы рылись в архивах, искали родственников и бывших жителей дома. И выяснили, что она работала секретаршей в консерватории и была замужем за бухгалтером Паулем Шульце. Нацисты называли такие браки «смешанными». У них не было детей. Когда Эдит уволили, мужу надо было решать – бросить Эдит или разделить ее судьбу. Пауль остался с ней, терпеливо снося нападки и дерзости в своей конторе, находившейся прямо за углом, он не спускал глаз с жены. Каждый день обедал дома, а на улицу она выходила только вместе с ним. Они думали, что справятся. Но однажды его отправили в командировку в Штеттин, утром туда, а вечером обратно, и соседи выдали жену. Эсэсовцы ворвались в квартиру и забрали ее. Когда вечером Пауль Шульце вернулся домой, его жена уже ехала на поезде в Лодзь. Оттуда ее перевезли в Собибор и через несколько часов после прибытия отправили в газовую камеру. Я так и не узнала, в какой именно квартире жили Эдит и Пауль. Вроде на втором этаже, но там две квартиры. Сейчас в одной живу я, а в другой – турецкая пара с ребенком. Иногда по ночам я лежу в постели и представляю, как выглядела квартира в те времена. Те же двери в стиле модерн и латунная фурнитура, тот же паркетный пол, но темные обои и ковры. И я спрашиваю себя, в чьей комнате я сплю – в комнате Эдит Шульце или в комнате соседей, которые ее выдали.

Эти образы живут в моей голове. Когда Жоэль рассказала, как в Тунисе эсэсовцы выгнали Ясмину из дома, я видела их – мать держит девочку за руку, – точно кадр из хорошо знакомого

1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 149
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?