* * *

Джонатан написал Анне записку: он проведёт день в музее и поужинает с директором, вернётся к десяти вечера. Ему совсем не хотелось уведомлять её о своём времяпрепровождении. Вырвав из блокнота листок с запиской, он прикрепил её на дверь холодильника при помощи магнита в виде гусеницы. Потом вышел на улицу, прошёл несколько шагов вправо, сел за руль машины и приготовился терпеливо ждать.

Спустя час Анна тоже вышла, но повернула налево. Тронувшись с места, она поехала в северном направлении, оставила позади Гарвардский мост и устремилась к Кембриджу. Джонатан остановился у начала Гарден-стрит и не спускал с неё глаз, пока она поднималась по ступенькам элегантного здания. Стоило ей войти внутрь, он выскочил из машины и подбежал к стеклянной двери. Судя по указателю над лифтом, кабина остановилась на тринадцатом этаже.

Джонатан вернулся в свой автомобиль. Анна появилась через два часа. Джонатан пригнул голову, пропуская мимо её «сааб». Когда Анна миновала перекрёсток, он решительным шагом направился к дому номер 27 по Гарден-стрит, немного поколебался, какую кнопку домофона нажать — 13А или 13В, потом позвонил в обе квартиры. Электрический замок открылся без промедления.

Дверь в конце коридора оказалась приоткрытой, Джонатан тихонько толкнул её. Голос, который он тотчас узнал, крикнул:

— Ты что-то забыла, дорогая?

Увидев его в своём жилище, седоволосая женщина вздрогнула, но сразу взяла себя в руки.

— Миссис Уолтон? — холодно промолвил Джонатан.

* * *

Дороти, упёршая руки в бока, стояла прямо, как кочерга, посреди просторного чердака. Клара подвергала её пристрастному допросу.

— Дороти, поклянитесь мне честью, что моя бабка не перестраивала верх дома!

Питер напряжённо ждал ответа. Он поднял с пола кувалду, постучал ею по стенке. Помещение заходило ходуном.

— Не собираюсь клясться! — разъярённо отрезала экономка.

— Почему вы никогда ничего мне об этом не говорили? — не унималась Клара.

От несильного удара кувалдой, нанесённого Питером, по внутренней обшивке зазмеилась первая трещина.

— Нам не предоставлялось повода обсуждать это.

— Бросьте, Дороти! Госфилд, наш архитектор, помнится, удивлялся, почему мэрия запрещает нам перестраивать чердак. Он тысячу раз повторял, что, по его убеждению, здесь уже велись работы.

Когда Питер в очередной раз долбанул по стене, Клара вздрогнула.

— Вы утверждали в моём присутствии, что дом остался тем же, каким был всегда. Я точно помню, словно это было вчера. Кстати, вы были с Госфилдом весьма невежливы, — упрекнула она Дороти.

Помещение снова задрожало, сверху посыпалась пыль. Клара задрала голову и поманила Дороти к окну.

— Ваша бабка взяла с меня обещание помалкивать. Это она внесла дом в государственный реестр памятников, — сказала та.

— Зачем? — спросил Питер из другого угла.

Он отпихнул ногой куски гипса, усеявшие пол. Обнажилась чёрная кирпичная кладка стены. Как ни ныли плечи от усилия, он набрал воздуху и нанёс новый удар.

— Я ничего не знаю! — сказала Дороти Кларе сквозь грохот. — Ваша бабка все решала сама, но она была сама справедливость. Она говорила, что вы станете крупным биологом, а вы поступили по-своему…

— Она хотела сделать из меня химика! Ещё она хотела, чтобы я продала этот дом, разве вы не помните? — перебила её Клара.

— Помню… — проворчала Дороти, беззаветно преданная дому.

Стеновые блоки уже крошились, Питер помогал этому процессу рукояткой своего тяжёлого инструмента. От следующего удара перегородка изогнулась.

— Почему она замуровала это окошко в крыше, Дороти?

Дороти уставилась на Клару, не торопясь с ответом. Но настойчивость хозяйки сломила её упрямство.

— Потому что с её дочерью случилось несчастье, когда она вот так же взялась за эту стену. Велите мистеру Гвелу прекратить, умоляю вас!

— Вам известно, что произошло с моей матерью? — спросила Клара, заранее трепеща.

Питеру удалось выбить первый кирпич, он уже просунул руку в образовавшуюся дыру. За стенкой было, как оказалось, ещё много места. Он опять поднял кувалду и с удвоенной энергией продолжил свою разрушительную работу.

— Ваша бабка наняла меня в деревне, когда приобрела замок. Когда ваша мать впервые приехала сюда на каникулы, у неё начались кошмары.

Питер выковырял второй блок и теперь мог заглянуть в отверстие. За стеной была непроглядная темень.

— Что за кошмары?!

— Она выкрикивала во сне ужасные слова.

— Вы помните, что это были за слова?

— Я бы предпочла их забыть, но разве такое забудешь… Это было что-то непонятное, она всё время повторяла: «Он скоро явится…» Что врач ни выписывал, она не успокаивалась, хозяйка приходила в отчаяние, видя свою дочь в таком состоянии. Та либо перерывала вверх дном весь дом, либо часами сидела под ветвями тополя. Я обнимала её, стараясь успокоить. Она говорила мне, что беседует во сне с человеком, которого знала всегда. Я ничего не понимала, а она твердила, что теперь его имя — Джонас и что раньше они любили друг друга. Вот-вот он за ней явится, потому что знает теперь, как её найти. А потом наступила страшная неделя, кончившаяся её гибелью от тоски.

— От тоски?

— Она перестала его слышать и повторяла, что он погиб, что его убили… Она отказывалась от еды, её стремительно покидали силы. Мы развеяли её прах под большим деревом. Хозяйка велела замуровать стену и заложить окошко в крыше. Умоляю вас, скажите мистеру Гвелу перестать, не то будет поздно!

Питер уже совершил два десятка взмахов кувалдой и боялся, что у него отвалятся руки. Наконец ему удалось пролезть в пролом.

— Этот Джонас — мой отец? — спросила Клара.

— О, нет, мисс Клара, Боже сохрани. Бабушка удочерила вас гораздо позже.

Клара привалилась к наличнику окна, посмотрела вниз, во двор, и задержала дыхание. От печали ей хотелось плакать, она не могла себя заставить снова посмотреть на Дороти.

— Неправда! — сказала она, не оборачиваясь. — Никто меня не удочерял. — Сдерживать рыдания было все труднее.

— Ваша бабушка была сама добродетель! Она часто посещала окрестные приюты. Вас она полюбила сразу, как только увидела. Она говорила, что увидела в вас свою дочь, что та перевоплотилась в вас. После её смерти она стала другой, никак не могла утешиться, вот и придумывала разные истории… Она запрещала вам приближаться к этому дому, сама тоже никогда в него не входила. Когда она приезжала из Лондона, чтобы вручить мне зарплату и деньги на содержание дома, я должна была ждать её у ворот. Я плакала каждый раз, когда видела её.

Питер расчихался от пыли. Он стоял неподвижно, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте.