Хотя не мог не догадываться об уготованной ему участи, и большинство его людей вслед за ним пошли в распыл в подвалах их же родной Лубянки.

Десятки резидентов загранразведки покорно вернулись в Москву на расправу по вызову, за исключением Орлова, Кривицкого, еще двух-трех функционеров низшего ранга. А этот?! Так приличные люди не поступают!

Тут крылась тайна.

Первая — кому и зачем вообще потребовалось изымать крайне лояльного и безусловно ни в чем не замешанного наркома? Принципы игры Заковский знал, научился угадывать или вычислять не только причины и поводы, но даже и сроки, когда придет очередь того или иного видного государственного лица. О мелочи, о «пехоте» речи не шло, там на самом деле работал закон больших чисел, «лес рубят — щепки летят», как сформулировано на самом верху.

Таких, как Шестаков, — не брали. Наоборот, на них делалась ставка. Примеры? Тьма. Косыгин, Тевосян, Ванников. Это технари.

Кузнецов, Жуков, Смушкевич, Рычагов — из военных. Молодые, профессионально подготовленные, практически безыдейные — в смысле, что не имеют собственных политических убеждений, помимо нынешней генеральной линии.

Разве мог лояльный, очевидно безвредный для Сталина нарком вдруг показать такие зубы?

Длинные, острые, ядовитые.

Что, так вот, совершенно случайно, для количества или из личной неприязни, внесли товарища Шестакова в реестрик, а он вдруг и оказался настоящим резидентом чьей-то настоящей разведки, прошедший полный курс спецподготовки, которая позволила перебить опергруппу и скрыться со всем семейством.

Если да — то где, в какой стране и в какое время он мог успеть пройти такую подготовку, если за последние десять лет выезжал в загранкомандировки всего три раза, на неделю-другую, и все время находился под плотным присмотром, а здесь, на Родине, работал, как все, восемнадцать часов в сутки, без выходных и отпусков.

Не рядом, получается…

Опыт подсказывал Заковскому, что это абсурд. По всем канонам и по любой логике. Он имел дело и с профессиональными диверсантами, и с агентурными разведчиками, знал, сколько времени и сил отнимает не только первоначальная подготовка, но и постоянное поддержание должной формы. Даже простой скрипач, не поиграв месяц, теряет квалификацию, что же говорить о настоящем разведчике-диверсанте?

Тогда можно предположить чью-то серьезную, многоходовую операцию вокруг означенного Шестакова, чуть ли не аналог давних, вошедших в анналы «Треста» и «Синдиката».

В нынешние примитивные времена, когда стало обычным просто арестовывать любых нужных людей, хоть членов Политбюро, хоть самого наркомвнудела, а потом уже лепить вокруг них любое нужное дело, возможна ли такая комбинация? Заковский решил, что вряд ли. И кто бы ее смог осуществить так, чтобы даже он, первый замнаркома по оперработе, о ней не подозревал?

Значит, здесь нечто такое, чего в пыточных камерах не сконструируешь…

Заковский потер высокий, пересеченный тремя продольными складками лоб, расстегнул крючки воротника.

Встал, подошел, разминая папиросу, к высоченному окну, выходящему на площадь имени основателя органов, присел по старой привычке боком на подоконник, поджав под себя ногу в сапоге тончайшей, перчаточной кожи. С шестого этажа открывалась перспектива улицы 25-го Октября, упирающейся в Никольскую башню.

Либо вообразившаяся ему операция исходит прямо оттуда, из Кремля, от Хозяина через Ежова, и тогда вмешиваться в нее смертельно опасно, раз его, опытнейшего контрразведчика, не сочли нужным посвящать, либо…

В этом случае есть шанс лично разоблачить настоящий, имеющий конкретную цель и реальных фигурантов заговор, ведущий…

Да куда угодно ведущий, разве сейчас угадаешь?

И то, что он, прочувствовав необычность дела, взял его под личный контроль, есть знак судьбы и шанс… Шанс к чему? Заработать очередной орден, укрепить свое положение, просто продлить существование или?..

Он продолжал колебаться и в то же время сознавал, что решение принято, неизвестно куда ведущее, словно в покере, когда со своим каре королей говоришь подсевшим голосом: «Удваиваю — и раскрылись!», зная, что в случае проигрыша придется стреляться, поскольку заплатить проигрыш — нечем, на кону и так последняя тысяча казенных денег.

Или нет, сравнение с покером здесь не подходит, там ведь только слепая игра судьбы и удачи. Скорее — бильярд. Ставки те же, но возможность влиять на исход — принципиально иная.

А мысль, по сути, — простейшая. Это если бы операция удалась, арестовали бы наркома, отправили куда следует и дело слепили, какое нужно, — мыслей бы ни у кого не возникло. Никаких. Взяли, разоблачили, осудили, шлепнули — все по схеме, все просто.

А раз не вышло? Так теперь ведь никакого труда не составит комиссару 1-го ранга всю цепочку обратно отмотать! И дойти до самого ее начала. Кто приказал, кто санкционировал, кто, кому и что поручил. Только быстро, быстро все надо делать!

Он снял трубку телефона. Вызвал по прямому Шадрина.

— Матвей Павлович, ты мою просьбу выполнил? Заявочка-то на изъятие объекта через какую службу тебе поступила, установил? Вот и молодец, бегом сюда.

«Это хорошо, — подумал Заковский. — Это крайне существенный вопрос. Сейчас мы все и выясним».

Как бы кто ни хитрил и ни маскировался, неизвестно по каким биологическим законам возродившаяся после крушения Российской империи бюрократическая система настолько усилилась, что достигла в своем роде немыслимого совершенства. То есть любое абсолютно беззаконное деяние обставлялось тем не менее строжайшими правилами.

Решением какой-нибудь «тройки» можно было без суда приговорить к расстрелу любое количество человек, но данное решение непременно сопровождалось громадным числом бумажек утвержденной формы, за нарушение которой нередко отвечали строже, чем за «ошибку» в приговоре. Не того расстреляли или посадили — бывает, а вот не так оформили расстрел или забыли дать приговоренному расписаться, где положено, — это непростительно!

Заковский просмотрел подготовленную Шадриным справку. Так, заявка на арест наркома Шестакова поступила из управления контрразведки.

Уже интересно. Обычно фигуры подобного ранга раскручивались по линии секретно-политического управления. Что и понятно — от неосторожных разговоров в кругу семьи и близких друзей и вплоть до создания террористической группы с целью убийства руководителей партии и правительства — все шло через СПУ.

Но контрразведка? Такое возможно только в случае, если информация на Шестакова поступила от закордонной агентуры, доложена руководству, сочтена важной, кто-то (а кто конкретно?) вошел с предложением в Политбюро и Совнарком, получил визу Кагановича, Молотова или прямо Сталина и вновь переправил документ в контрразведку же, уже с поручением… Очень, очень необычно. И совсем интересно. Перспективно.

Заковский в таких делах знал толк. Поскольку сам как раз контрразведку и курировал. А его обошли. Решили отчего-то, что не нужен здесь товарищ Заковский, что и без него все склеится.