Одесса изучала набитый «рукав» великана. Символы, закаты, религиозная иконография: самая идеально подогнанная, исчерпывающая мозаика, какую ей только доводилось видеть. «Герника» на коже.

– Желаете татуировку? – осведомился великан.

Одесса замотала головой и покосилась на Ласка.

– Шучу, – засмеялся Джоахим. – Но если передумаете, милости просим.

Одесса кивнула, не переставая изучать картинки. Внимание привлекли знакомые черты на предплечье. Неужели?..

Джоахим перехватил ее взгляд:

– Нравится? По-моему, сходство поразительное.

Одесса посмотрела на Ласка, потом на изображение.

Адвокат расплылся в улыбке и кивнул. Действительно, с предплечья взирало его лицо.

– Вылитый, – вынес вердикт татуировщик.

Одесса всматривалась в другие лица, гадая, кто они и почему, зачем…

– Хотите, покажу последнюю?

Джоахим шагнул к прилавку, зажег яркую лампу и наклонил плафон, чтобы свет падал ему на живот. Потом задрал футболку, обнажив испещренную рисунками плоть; основная масса сосредоточилась вокруг огромного креста в ореоле солнечного или божественного сияния на мускулистой груди. Слева, у основания ребер, белел пластырь. Джоахим отогнул белый прямоугольник, демонстрируя покрасневший, воспаленный участок кожи, украшенный свежей татуировкой размером с гусиное яйцо.

Мастер запечатлел женское лицо.

Лицо Одессы.

Она отпрянула и уставилась на мастера. Тот поощрительно улыбнулся:

– Похоже, правда?

Одесса лишилась дара речи. Джоахим приклеил пластырь обратно и натянул на живую фреску футболку.

– Пойдемте, он ждет.

– Откуда у вас… – Одесса осеклась, не в силах закончить фразу: «Откуда у вас мое фото?»

– Сюда, – бросил великан, глядя мимо нее.

Джоахим вывел их через подсобку в узкий коридор, который упирался в запертую дверь примыкавшей к салону фабрики.

Переступив порог, Одесса не столько увидела, сколько ощутила необъятное помещение с высокими потолками. Внутри царил полумрак. Звук шагов по грязному полу эхом разносился под сводами. Из тени возник Хьюго Блэквуд, в том же костюме, что и накануне, или в его точной копии.

– Вы опоздали.

Потрясенная Одесса молчала.

Блэквуд кивнул Джоахиму, тот шагнул обратно к двери и щелкнул выключателем.

Сверху хлынул свет, в ярких лучах медленно кружились пылинки. Местами потолок обрушился, сквозь дыры просматривался пустынный верхний этаж.

Посреди заброшенного цеха ромбом выстроились четыре прозрачных полимерных цилиндра. Футов десять в диаметре и двадцать пять в длину, они простирались от пола до потолка.

Вокруг каждого насыпана крупного помола соль.

Внутри камер черные петухи клевали в пятки сгорбленных, дряхлых существ, чья насыщенно-желтая кожа ассоциировалась с человеческим жиром.

Ссохшиеся тела тянули лет на триста. Вместо лиц – почти плоская поверхность без глазных и ушных впадин. Внезапно терзаемая петухом тварь изогнулась, и безликий овал распахнулся зияющей пастью.

Как у какой-нибудь миноги, пасть состояла из концентрических кругов подрагивающей плоти, утыканной хрящевидными выступами, больше смахивающими на острые резцы.

Одесса вцепилась в рукав Блэквуда, чтобы не упасть.

– Их называют Пустотами. Вечно голодные, ненасытные создания, порождения месопотамской мифологии, последние потомки Удугов – злых демонов. Не приближайтесь к соляному кругу и вообще держитесь от них подальше.

Вторая тварь зашипела и оскалила зубы, когда петух клюнул ее в лодыжку.

– Исчадия ада, – продолжил Блэквуд. – Вы наблюдаете их в осязаемой форме, но едва ли догадываетесь, сколько незримых существ сопровождают нас каждую секунду. В ходе отдельных расследований мне случалось видеть, как криминалисты обследуют место происшествия особой ультрафиолетовой лампой.

– Лампой «Лума», – подсказала Одесса.

– Да, и с ее помощью находят то, что скрыто от людских глаз. Вот и для меня незримые вам существа как на ладони. Они окружают нас повсеместно. Во все времена. В цилиндрах содержатся личинки – любители кочевать из тела в тело, подобно малолетним угонщикам, охочим до… не могу вспомнить слово…

– Увеселительных прогулок, – подал голос Джоахим.

Твари пристально следили за каждым шагом Одессы, слепые морды поворачивались в унисон.

– Верно, прогулок, – кинул Блэквуд. – В человеческой оболочке Пустоты не задерживаются надолго. Они – порождения и адепты хаоса. Испытывают огромное наслаждение, когда их оболочка погибает насильственной смертью. В момент гибели Пустоту выбрасывает из тела, веселье резко прекращается. Понимаете, агент Хардвик, смерть, и обязательно насильственная, доставляет им ни с чем не сравнимое удовольствие, отсюда и тяга к массовым убийствам. Вселяясь в человека, Пустоты блокируют его разум. Жертва перестает принадлежать себе, как случилось с вашим коллегой Леппо.

При упоминании Леппо к Одессе вернулся дар речи.

– Уолт? – прошептала она.

Блэквуд шагнул к цилиндрам, и Одесса отпустила его рукав.

– Они одержимы острыми ощущениями. Отсюда такая потребность снова и снова чувствовать смертельную агонию, вынужденное отлучение от тела.

– Получается, смерть для них как наркотик?

– Вроде того, – согласился Блэквуд. – Бывает, смерть не приносит желаемого эффекта, тогда Пустота переселяется из трупа в первого, кто подвернется, и довершает начатое. Они беспрепятственно проникают в эмоционально ослабленных, психологически неуравновешенных индивидуумов… или захваченных врасплох. Пустоты – создания на редкость коварные, хитрые, их нельзя недооценивать.

Безобразные твари судорожно извивались в попытке предупредить атаки петухов.

– Не верю своим глазам, – пробормотала Одесса.

– Пустоты панически боятся только одного – черных петухов-кастратов. Но, как ни парадоксально, любят вареные яйца. Приходится держать их обособленно. Объединившись, они становятся беспрецедентной разрушительной силой, влекущей за собой огромное количество жертв.

Одесса заметила, что четвертый, самый крайний цилиндр пустует.

– А где…

– Вы очень наблюдательны. За долгие годы мне удалось отловить троих. Четвертое вместилище ждет своего постояльца. Последнего в их роде, самого ненасытного и опасного.

Издавая причудливые, гортанные звуки, Пустоты шарахались от пернатых тюремщиков.

– И вы считаете, четвертый по-прежнему…

– По-прежнему на свободе, сеет хаос, – докончил Блэквуд. – В облике скомпрометированного помощника губернатора он учинил авиакатастрофу в небе над Манхэттеном, расправился с собственной семьей. А после, под видом главы муниципалитета, устроил бойню на Лонг-Айленде.