Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди профессий, в которых раскрывается женское творческое начало, оформление интерьера – одна их самых востребованных и желанных; так обстоит дело со времен начала эмансипации и суфражистского движения. Конечно, хватает в ней и мужчин, но прекрасный пол явно лидирует.
В наш век в этой отрасли появилось множество талантливых дам, англичанок и американок. На ум сразу приходят имена Элси де Вольф, Сайри Моэм, Сибил Коулфакс, Руби Росс Вуд, а также Дороти Дрейпер. Все они оставили след в истории моды последних десятилетий.
Элси де Вольф (леди Мендл) прожила долгую жизнь, на протяжении которой непрестанно следовала моде и была ее рабыней – поклонялась ей, словно божеству.
Будучи человеком неиссякаемого жизнелюбия, обожавшим моду во всех ее проявлениях, леди Мендл имела такой успех, что сама превратилась в подобие модного конвейера.
Она начинала как актриса; всем понравилось, как она одета, но успеха она не снискала. Тогда, уже будучи женщиной средних лет, Элси де Вольф решила поменять коней на переправе и первой в Америке занялась украшением интерьеров. Можно даже сказать, что благодаря ей в Соединенных Штатах закончилась Викторианская эпоха. Ее новаторские решения в этой сфере – рюши из тафты, китайские птички, розы, обои, кретон в цветочек, журнальные столики и гофрированные абажуры – сегодня смотрятся чересчур громоздкими и вычурными. Но не будем забывать, что именно леди Мендл первая объявила войну царившей в Америке вопиющей безвкусице. Если верить мебельщику Т. Г. Робсджон-Гиббингсу, то ее заслуга довольно сомнительна: она, дескать, научила американцев ценить старье, заставила их отвергнуть все модные тенденции и вынудила мастеров производить мебель в стиле Людовика XVI. Но, так или иначе, ее интерьеры выглядели свежо и ново. Заказы от дам удавались ей лучше, чем заказы от мужчин; за годы, предшествовавшие Великой депрессии, она успела придумать новое оформление для дамских клубов по всей Америке; таким образом она пробудила интерес к стилям эпох королей Людовиков – XIV, XV и XVI, а сама потихоньку сколотила немалое состояние, которое тратила по большей части на украшение собственных домов и на проведение в них вечеринок.
Она давала советы по вопросам обустройства дома мультимиллионерам вроде Генри Фрика и брала за услуги 10 процентов от затрат, при этом решительно отвергая слишком пышный итальянский и испанский стиль, предпочитая французский. Последний благодаря ей вошел в моду.
Изучая прошлые заслуги леди Мендл, мы не можем не признать, что в своем любимом деле она не отличалась особой оригинальностью. Главное, что она познакомила Америку с лощеной тканью, удобной мебелью, позже – с мягкостью бежевых тонов, с дриановскими ширмами и белыми цветами. Она придумала оформлять комнаты в зеленой или белой гамме. Все, что она продавала, смотрелось роскошно и действительно стоило немалых денег. Но даже если не рассматривать эти новшества, забыть про обивку из леопардовой шкуры (я совершенно убежден, что идею она не заимствовала ни у Сесиль Сорель, ни у маркизы Казати), мы обнаружим, что у леди Мендл были и другие интересные решения, имевшие для истории куда большую ценность.
Элси де Вольф пережила смену нескольких стилей, но с наступлением каждой новой эпохи она обращалась к творчеству любителей всяческой эзотерики и с огромным рвением пыталась извлечь из него коммерческую выгоду. Это может показаться странным, ведь в обычной жизни она была сильным и самостоятельным руководителем и старалась распланировать все, даже развлечения. Деловой подход к деталям позволил ей разработать принципиально новую систему управления: везде ее сопровождал секретарь; деловитый, ловкий, он отмечал в блокноте все, что может пригодиться. Так, было четко прописано, что мадам не позволяет добавлять гладиолусы в вазу, где стоят цветы разных видов; на каждое место за столом выделяется ровно три сигареты, а не две и не четыре. Она разработала систему регистрации, которая позволяла без труда узнать, сколько раз человек гостил у нее, что ему подавали, кто сидел рядом с ним за трапезой, чем был декорирован стол.
На каждом празднике набор развлечений менялся. Если сырное печенье подали не к тому блюду или коктейль недостаточно встряхнули, то потом, скорее всего, по этому случаю устраивалось заседание трибунала. Однажды всем страшно понравился приготовленный ею сэндвич, и она продиктовала распоряжение: его непременно следует сфотографировать для «Vogue». Фетишистская одержимость тривиальными вещами, овладевшая герцогиней Виндзорской, привела к тому, что развлечения для золотой молодежи стало принято организовать с особым рвением и тщательностью.
Обслуживание, освещение, отопление, ароматы в домах Элси де Вольф, не говоря уже о сервировке столов, – все это стоило большого труда и мучений. У Элси все шло по плану: закончили расставлять мебель – сразу нужно зажечь благовония. Инициатива не поощрялась – разве что в том, какую свечу зажечь последней. С таким же рвением и фантазией она занималась своим внешним обликом. В 30 лет она была дамой невнятной, простой, с мартышечьим лицом; сильную натуру выдавали только ее светло-карие глаза. Но многие годы она усердно работала над внешностью. Сев на специальную диету, регулярно становясь на голове и выполняя сальто, она сумела на протяжении жизни сохранить стройность и гибкость. Она ввела моду на легкую синеву в волосах и одной из первых стала активно пользоваться услугами пластического хирурга. Позже окружающие стали гадать, сколько же ей на самом деле лет: она становилась все моложе и красивее. В 80 лет леди Мендл состоялась как светская красавица; во внешности у нее появилась некая загадочность и безмятежность. Все утрированные капризы моды она отвергла – носила простое черное платье и короткие белые перчатки, а к ним жемчужное ожерелье, притом услаждала взор не хуже, чем развешанные по панельным стенам в ее парижской гостиной картины Кармонтеля.
С началом Первой мировой войны вплоть до конца 20-х годов в американском дизайне интерьеров господствовало имя Мюриэл Дрейпер, правда, прочитанное задом наперед: Репард Лейрум. Она придумала особый язык абсурда, впоследствии послуживший источником вдохновения для Карла Ван Вехтена и Флорин Штеттхаймер, закутывавшей все в целлофан. Изначально женщина состоятельная, Мюриэл рискнула всеми своими деньгами ради занятия, которое казалось и прибыльным, и творческим. Позднее она стала оценивать интерьеры как штатный критик журнала «The New Yorker»; вершиной ее карьеры стала работа в поместье Диринга в Майами: в сравнении со всеми частными владениями мира оно обошлось в рекордную сумму. Этот дом, ныне превращенный в музей, был богато и со вкусом обставлен и украшен в духе итальянской виллы Вискайя, имения на реке Брента. Первый этаж выходил прямо к морю, на нем был устроен своеобразный бассейн в виде пещеры со сталактитами. Для гостиной Мюриэл Дрейпер придумала особый потолок из кружев, которые специально для нее несколько лет плели в Бельгии.
И в работе, и на досуге дама по имени Репард Лейрум выглядел всегда шокирующе ярко. Золотисто-рыжие волосы подчеркивали мертвенную бледность лица, на котором выделялись алые губы. Одежду она всегда подбирала невообразимую и первой из американок стала носить платья от Мариано Фортуни. Она предлагала нечто резко противоречащее незыблемым критериям, которые установили Элси де Вольф, миссис Вандербильт, Анна Морган и Элизабет Марбери – представительницы школы, вдохновлявшейся Версалем и виллой Трианон. Говорят, что все эти дамы находились под влиянием одного американца по имени Уолтер Гай, проживавшего во Франции и слывшего сторонником версальского стиля: апельсиновых деревьев в кадках, решетчатых конструкций, залов с большим количеством зеркал. Среди вышеперечисленных дам главной была Элизабет Марбери, с виду чем-то напоминавшая великого Будду. Идеи ее служили для остальных деятелей живописи и оформительского искусства стимулом и катализатором. С вышеупомянутой группой оформительниц была связана и американская писательница Эдит Уортон: она даже написала книгу по украшению американских домов, в которой изложила взгляды, принятые в их творческом союзе.