– Это было легко, – прошептал Дельзаки Ли вслух, чтобы слышали и линьяри, и люди. – Мы многому научились от нашей любимой Акорны. Сейчас мы надеемся с вашей помощью узнать еще больше. Происхождение ее остается для нас загадкой. Гилл – не расскажешь ли, как вы нашли ее?

Прокашлявшись, Гилл вкратце поведал, как они с Рафиком и Калумом обнаружили дрейфующей мимо астероида, на котором вели разработки, спасательную капсулу, в которой мирно спала девочка. Он не стал заострять внимание на том, скольких трудов стоило горнякам воспитание найденыша, как и на том, что они потеряли работу и едва не лишились корабля, вытаскивая Акорну из лабораторий отдела лингвистики и психологии «Концерна Объединенных Производителей», но привязанность к девушке сквозила в каждом его слове, и глубоко тронула посланцев линьяри. Запутанную историю ее злоключений на Кездете он просто опустил, и закончил рассказ, объяснив гостям, что Калуму пришел в голову хитроумный способ определить местонахождение родной планеты Акорны, и они с девушкой сорвались с места – в спешке не сообщив друзьям, куда и каким путем направляются.

«Единственный шанс на митаньяхи !» неслышно воскликнула Нева. «Ванье никак не мог предвидеть, что взрыв не только унесет Акорну прочь, но и забросит ее в населенные районы галактики… и в руки этих добрых и линьяри созданий, вырастивших ее, как родную!»

«Успокойся, Нева. Добрые-то они добрые, и даже, возможно, до некоторой степени линьяри, но они – не линьяри, и я лично не вполне уверен, что им можно доверять полностью».

«Ты слишком циничен! Или ты не ощущаешь любви и искренности в мыслях этого рыжего здоровяка?»

«Я согласна с Невой. Этот безрогий по крайней мере линьяри, пусть даже биологически он не линьяри. Мы должны рассказать им об истинной цели нашего пути».

«Мы не можем быть уверены, что все они таковы. Даже по рассказу этого Гхила ясно, что некоторые его сородичи, по крайней мере, считают возможным ставить опыты на других разумных. Такое поведение мне кажется присущим скорей кхлеви, чем линьяри. Не стоит торопиться».

– Вот, – закончил Гилл, – все, что мы знаем об Акорне. А хотели бы мы все узнать – каким образом дитя вашего племени очутилось в нашем секторе пространства, в спасательной капсуле с истекающим запасом кислорода и не подающей сигнала бедствия? Сейчас вы что-то о ней сильно заботитесь; но мне кажется, вы далековато забрались, чтобы вернуть ребенка, которого прежде вышвырнули с мусором.

Он рассеянно пристроил широкие, мозолистые ладони на коленях и обвел посланцев пристальным взглядом синих глаз, словно бросая вызов тем, кто оставил на погибель его Акорну.

«Нева?»

«Что думаешь, Нева – сказать им?»

«Ты посланница, Нева, а ‘Кхорнья – дитя твоей сестры. Решать тебе».

– Ну? – потребовал ответа Гилл, когда пауза затянулась.

Люди жадно ожидали, чем смогут дополнить рассказ горняка пришельцы-линьяри. Только Рафик, с головой ушедший в расчеты и зарывшийся в звездные карты, не замечал нараставшего напряжения. Четверо линьяри переглядывались, не произнося ни слова.

«Мы любим Акорну, как родную», передал им Дельзаки Ли. «Мы не отдадим ее тем, кто, быть может, изначально собирался ее уничтожить».

Старик повторил те же слова вслух, чтобы его поняли и люди. Джудит твердо кивнула, Пал упрямо сложил руки на груди, а Гилл только подался вперед – как завсегдатай бара, когда в воздухе пахнет дракой.

«Этот рыжий уже не похож на линьяри, Нева. По-моему, он вполне способен применить насилие. Ты правда хочешь довериться этой расе на основании столь скудных доказательств?»

«Я не ввергла бы и худшего врага в лапы кхлеви», яростно огрызнулась Нева. «Мы морально обязаны сообщить им».

«А что, если они вышвырнут нас и замкнутся на планете, как те, первые?»

«Придется рискнуть. Кроме того, я полагаю, они не лгут, говоря, что не знают о нынешнем местонахожденьи ‘Кхорньи. Мы можем найти ее раньше их; собственно говоря, если выводы этого Кхалума верны, она может добраться до Дома раньше нас!»

Таринье громко фыркнул.

«Эти двуногие могут быть очень милы, но техника их во многих областях отстает от нашей, и большинство их даже неспособно к мысленной речи. Не удивлюсь, если этот Кхалум ринулся сломя голову не в том направлении. Выясни хотя бы, куда они направились, прежде чем сообщать о чем-то».

– Они что-то скрывают, – торопливо прошептал Дельзаки Ли на старовенгерском, понятном и Палу, и Джудит, покуда шла эта неслышная беседа. – Я ощущаю их мысленные блоки. А за ними – страх и чувство вины.

– Прежде, чем мы скажем еще хоть слово об Акорне, они должны рассказать нам больше. Вы и так слишком много выдали! – бросил Пал, и тут же прикусил губу. Никогда еще он не осмеливался критиковать своего благодетеля и начальника.

– Боюсь, что ты прав, – выдавил старик.

Гилл мрачно покосился на них, обиженный, что его исключили из разговора, хотя горняк и понимал, как важно пользоваться иным языком, кроме всеобщего. Чувствуя себя ненужным среди телепатов и полиглотов, он встал и подошел к Рафику, чтобы присмотреться к расчерченным светлыми линиями расчетных траекторий звездным картам.

Таринье чувствовал себя примерно так же. Все трое старших линьяри взирали на него с глубоким неодобрением, словно принять меры разумной предосторожности в общении с неведомой расой – действие не менее достойное кхлеви, чем пожирание собственных детенышей. Отстраниться от телепатической дискуссии ему было не под силу, поэтому он поднялся из-за чайного столика и подошел к стене, сплошь покрытой проекциями звездных карт, чтобы из-за плеча Гилла с растущим интересом вглядываться в дисплей. Читать карту было тяжело, и небесная сфера была повернута под каким-то странным углом, но по мере того, как становились понятны обозначения, Таринье мог все точнее преобразовывать эти карты в своем воображении в трехмерную картину.

Как известно всякому, кто доказал хотя бы одну теорему по геометрии, язык образов этой науки существует независимо от речи. Вначале приходит внутреннее чувство «значения», нечто вроде «Ага! Если это сдвигается сюда, то этому придется ползти вот сюда, так что эти отрезки всегда останутся равными», а уже потом начинается мучительный процесс перевода этого ощущения на привычный язык «отрезка АВ» и «точки С».

Глядя, как бормочущий что-то на математическом жаргоне Рафик расчерчивает проекцию линиями света, Таринье мог уловить ход его мыслей на этом, интуитивном уровне. Так что, когда юноша коснулся плеча Рафика и, подняв брови, жестом предложил слегка расширить одну из дуг, чтобы перекрыть несколько больший объем пространства, тот, только нахмурившись, кивнул, и поправил чертеж без единого слова. Но, когда линьяри предложил следующую поправку, Рафик решительно замотал головой.

– Ты не понимаешь, – ответил он. – Мы знаем, что у них поврежден гидропонный отсек.

Ему пришлось повторить это едва ли не по слогам, прежде чем Таринье пошевелил бровями, показывая, что понял.