У Вилли засверкали глаза, и он уперся руками в бока. Вильгельм засмеялся:

— Я охотно верю, что он унаследовал от тебя чувство собственности и властность, любимая.

— От меня?! — возмущенно спросила Изабель. — А как насчет твоего деспотизма?

Вильгельм беззаботно рассмеялся и обнял ее за талию.

В хозяйских покоях на верхнем этаже сторожевой башни Изабель расчесывала волосы гребнем из оленьего рога. Она отпустила служанку — час был поздний, — но они с Вильгельмом пытались использовать остаток дня для общения, перед тем как их окончательно сморит дремота.

— Ну, — промурлыкала она, — теперь, когда король отдал тебе Кильгерран, означает ли это, что он надеется, что ты забудешь о Лонгевиле и Орбеке?

Вильгельм пожал плечами.

— Может, он и принимал это в расчет, но мы согласились: Рис Груффюдд мертв, а его люди заняты дележом того, что после него осталось, — подходящий момент, чтобы утащить у них из-под носа Кильгерран, — он понимающе взглянул на нее: — Мы сохраним Лонгевиль для наших сыновей, я тебе это обещаю, даже если ради этого мне придется присягнуть в верности королю Филиппу.

— Это опасно.

Он подошел к ней, взял гребень у нее из рук и принялся сам расчесывать ей волосы.

— Да, опасно, но иначе мы можем их потерять. Надеюсь, я знаю Иоанна достаточно хорошо, чтобы поступить правильно, — его тон был легким, а движения рук нежными. Вряд ли он притворялся, чтобы приободрить ее, или утешал самого себя; скорее, это был голос человека, который принял решение и готов нести ответственность за любые его последствия.

— Кстати, о сыновьях, — сказала она. — Пора найти хорошие дома, куда их можно было бы послать в качестве оруженосцев. Вилли совершенно к этому готов, и Ричарду до него недалеко.

Он расчесывал ей волосы и приглаживал их ладонью.

— Я так часто встречал женщин, которые стараются любыми способами удержать детей подле себя и не разрывать связывающей их пуповины, а тебе хватает мудрости их отпустить.

Изабель отстранялась и посмотрела ему в лицо.

— У тебя неверное представление обо мне, — ответила она. — Я тоже отчаянно хочу удержать их возле себя. У меня сердце уходит в пятки каждый раз, когда у кого-то в замке начинается жар или еще какой недуг. Я боюсь за своих сыновей, когда они идут на тренировки с мужчинами, или когда они катаются на своих пони по лугу, или когда они отправляются на охоту с палаткой и тремя воинами впридачу. Я не показываю им своего страха, потому что он помешает им стать мужчинами, помешает им вырасти и возмужать, но, тем не менее, я постоянно его чувствую. Пока у меня есть малыши, которых надо качать на руках, все еще не так плохо, и, возможно, когда я стану матерью взрослых мужчин, тоже станет полегче, но быть матерью взрослеющих мальчиков… А! — воскликнула она. — Не обращай на меня внимания! В это время года все такое серое, что и меня охватывает уныние.

Вильгельм мягко развернул ее и продолжил расчесывать ей волосы.

— Тебе хватает мудрости отпустить их, — повторил он, — а это дороже золота. Я тоже за них боюсь, но мужчине еще менее простительно это показывать. И за дочерей я тоже беспокоюсь. Для меня самым трудным в жизни будет выдавать Махельт замуж, хотя я знаю, что сделал для нее все, что мог, — он какое-то время расчесывал ей волосы молча, а потом тихо добавил: — Хотя, должен признаться, я всегда любил это время года.

— Правда? — Изабель тихонько недоверчиво рассмеялась.

— Не за холод и не за то, что отмораживаешь себе все и скачешь на лошади в мокрой одежде, без этого я переживу, но в это время очень хорошо устроиться у очага с близкими и ощущать тепло их присутствия.

— Да, это сейчас ты так говоришь, а потом при малейшей возможности срываешься в какие-нибудь военные походы, как охотничий пес, почуявший свежий след.

— Ну, по крайней мере, эта война была недолгой, — возразил он. — Валлийцы думали, в ноябре я буду греться у очага и носа из дому не казать, так когда же еще я должен был нанести им неожиданный удар?

— Резонно, — устало согласилась она. — А что с Ленстером?

— Пока Джек будет делать, что в его силах. Я буду вести себя в этой ситуации в зависимости от того, что будет с Лонгевилем, а потом мы отправимся в Ирландию, но только не зимой, — добавил он быстро.

— Нет, — снова согласилась она. — Я так больше с тобой не поступлю. Да и сама не хочу снова через это проходить.

Взяв из его рук гребень, она отложила его на дорожный сундук.

— Пойдем спать, — позвала она. — Поздно уже. Пусть все остальное подождет до утра.

Он сонно взглянул на нее:

— Ну, а раз сейчас ноябрь, можем немного побездельничать.

Она понимающе улыбнулась:

— Если захочешь.

Ноттингемский замок, март 1205 года

Золотых дел мастер знал вкусы своего заказчика и умел торговать. Кольца, которые он привез для короля Иоанна, поблескивали на темно-красном бархате внутренней обивки шкатулок. Внутри живописного круга колец из резного золота были разложены другие, еще более причудливые: кольца в форме сомкнутых рук, браслеты из бесчисленного количества перевитых золотых звеньев, цветы из жемчуга и опалов. В центре лежали наиболее привлекательные образцы ювелирного искусства: перстни с драгоценными камнями, доставленными из чужестранных далеких империй, из-за пустынь и бескрайних соленых океанов. Индийские рубины и сапфиры, алмазы из шахт Кулура, лазуриты и бирюза из Персии — все они сверкали, как цветные капли дождя, на своем бархатном ложе.

Иоанн взял один особенно крупный и сверкающий перстень с сапфиром из середины выставленных украшений и примерил его на средний палец левой руки. Он вытянул кисть, полюбовался кольцом, а потом взглянул на Вильгельма.

— Ты хочешь получить мое разрешение на то, чтобы дать присягу вассала Филиппу ради сохранения Лонгевиля? — бесстрастно спросил он.

Вильгельм долго собирался с духом перед этой встречей и был готов к быстрому отказу. Он также был готов упорно добиваться своего.

— Сир, если я этого не сделаю, я потеряю свои земли в Нормандии. Я получил годовую отсрочку, чтобы принять обдуманное решение, и этот срок почти истек. Мне нужно действовать. Возможно, если бы я мог убедить короля Филиппа в том, что вы готовы рассмотреть возможность заключения перемирия…

— Скорее свиньи начнут летать, чем это произойдет, Маршал, — резко отозвался Иоанн. Он показал кольцо молодой королеве и спросил, что она думает о нем. Изабель издала восхищенный возглас и бросила на Иоанна косой взгляд, красноречиво говоривший о том, как ей нравятся кольца и как отвратительно то, что придется сделать, чтобы добавить еще одно к своей шкатулке с украшениями.

— А для меня такое найдется?