с допроса Кулика. Он хочет видеть вас, – доложил ему подчиненный. – Он два дня сам не свой, все молчит и молчит. Пробовал говорить с ним по-разному…

– И что?

– Требует вас. Говорит, что будет разговаривать лишь с подполковником Костиным.

Александр посмотрел на Мохова.

– Ты не перестарался с ним, лейтенант? А то вы молодые все больше кулаками…

Мохов смутился.

– А как с ним разговаривать, товарищ подполковник, ведь он враг государства…

– Вежливо, лейтенант, вежливо… Вы в конечном итоге не мясник, а офицер контрразведки.

– Разрешите идти, – произнес лейтенант.

– Занесите мне все протоколы допросов. Я хочу почитать. Что вы там наворотили…

Лейтенант козырнул и скрылся за дверью.

«Вот она молодая поросль, – подумал Костин, – им бы кулаками помахать».

Проходя мимо кабинета канцелярии, Александр поинтересовался у секретарей почтой. Получив утвердительный ответ, он зашел в кабинет и расписавшись в журнале получил адресованный ему пакет.

– Товарищ подполковник! Вам звонила ваша знакомая по имени Зоя. Просила вас позвонить ей.

«Откуда она знает номер канцелярии? – подумал Костин. – Я ей этот телефон не давал. Она кроме моего рабочего телефона другие телефоны знать не должна. Странно…».

Он позвонил Зое со своего рабочего телефона. Трубку долго никто не брал. Наконец раздался щелчок, и он услышал женский голос.

– Мне бы Яковлеву, да, да, Зою, – произнес он. – Как ее нет, а где она?

Услышав ответ, он положил трубку и расстегнул ворот кителя.

«Откуда она узнала номер телефона канцелярии?», – снова подумал он.

***

Кулик всю ночь писал письмо Сталину. Лишь под утро, сморенный бессонной ночью, он заснул крепким сном. Ему снилась гражданская война, он верхом на белом скакуне командует артиллерией. Вокруг него рвутся снаряды, со свистом летит шрапнель, но он продолжает гарцевать на коне. Вдруг среди дыма и разрывов снарядов показывается с десяток кавалеристов, среди которых он узнает Сталина и Ворошилова.

– Как дела, Кулик? – обращается к нему Сталин.

– Плохо, снаряды на исходе, – отвечает он будущему вождю. – Едва ли удержим город.

– Вот что, товарищ Кулик, город нужно удержать любой ценой. Резервы на подходе…

Он открыл глаза, услышав лязг замка. Дверь открылась, и вошедший контролер поставил на пол перед дверью металлическую миску с едой.

– Вы не скажите, сегодня будет здесь подполковник Костин? – спросил он контролера.

– Он мне не докладывает о своем посещении следственного изолятора, – ответил тот и захлопнул металлическую дверь.

Кулик подошел к двери и забрал миску. Он быстро съел и коркой хлеба, собрал остатки пищи с краев миски. Последние два дня его не покидало чувство голода. Это чувство преследовало его круглосуточно. Он просыпался с этим чувством и ложился спать. Мимо двери прошел контролер, гремя пустой посудой.

«Какой сегодня день? – подумал Григорий Иванович. – Интересно вызовет его на допрос Костин или нет?»

Он потрогал рукой карман галифе, в котором лежало письмо Сталину. Он не верил Костину, который пообещал ему передать это письмо вождю, но другой возможно это сделать у Кулика просто не было. Подполковник сам предложил ему написать письмо Сталину и дал ему три небольших листочка бумаги и карандаш. Он долго думал, для чего этот офицер СМЕРШ это делает. Однако в какой-то момент понял, что все его раздумья ничего не решают – попытка не пытка. А что такое пытка, он уже хорошо усвоил. Особо ненавидел Кулик молодого слащавого лейтенанта Мохова, который часами буквально изгалялся над ним. Он сажал его на высокий табурет, чтобы его ноги не касались пола, и заставлял его сидеть в таком положении часами. К концу допроса, он уже не чувствовал своих ног, они у него затекали до такой степени, что он не мог или передвигать самостоятельно и его затаскивали в камеру волоком. Доставляли ли эти пытки Мохову физическое или нравственное наслаждение, Григорий Иванович, не знал.

От размышлений его оторвали шаги контролера, шагающего по пустому коридору изолятора. За время, проведенное в камере, он уже безошибочно научился определять, к какой камере он направляется. Если он спешил к камере, что находилась в дальнем конце тюремного коридора, то частил и часто сбивался с ритма. Если он шел к его камере, то шаги звучали неторопливо и равномерно. Сейчас он шел именно не спеша и равномерно, шаг за шагом.

Звякнула открываемая дверь. Кулик поднялся с пола и посмотрел на вошедшего контролера.

«Неужели опять к Мохову?», – с ужасом подумал он.

– Кулик! – громко произнес контролер. – Выходи!

Григорий Иванович медленно направился к выходу из камеры.

– Быстрее! – выкрикнул контролер.

– А мне спешить некуда, – ответил арестованный и в тот же миг получил сильный удар прикладом автомата по спине.

– Разговорчики! Лицом к стене!

Контролер закрыл дверь камеры и толкнул Кулика в плечо. Григорий Иванович развернулся и направился вдоль коридора. Дойдя до знакомого ему поворота, он хотел свернуть, но контролер его остановил.

– Вперед!

Он прошел еще несколько метров и остановился перед закрытой дверью. Контролер открыл дверь и толкнул Кулика в спину. Помещение было небольшим, без окон… У стены стоял Костин и незнакомый генералу мужчина, одетый в белый медицинский халат.

– Осмотрите арестованного, – произнес Костин, обращаясь к мужчине.

– Есть, товарищ подполковник, – ответил мужчина и приказал Кулику раздеваться.

Он долго осматривал тело арестованного, мял живот.

– Как он? – спросил врача Костин.

– Состояние удовлетворительное, – ответил доктор.

– Хорошо.

Костин вышел из кабинета, оставив Кулика с доктором.

***

– Проходи, Лаврентий, проходи, – тихо произнес Сталин, вошедшему в кабинет Берии.

Министр внутренних дел прошел в кабинет и, заметив жест вождя, сел за стол.

– Вызывали, товарищ Сталин? – обратился глава МВД к вождю.

– Чай будешь? – словно не слыша вопроса Берии, спросил его он. – Угощайся, вот попробуй варенье из орехов, мне его сегодня прислали друзья.

Лаврентий налил в стакан чай и посмотрел на хозяина кабинета, ожидая вопроса. Сталин отхлебнул из стакана чай и вытер уголки рта белоснежной салфеткой.

– Вот ты скажи мне, Лаврентий, как ты относишься к Абакумову? – спросил Берию вождь.

Вопрос был таким неожиданным, что Лаврентий растерялся. Это не ускользнуло от глаз Сталина. Вождь усмехнулся.

– Я конечно тебя хорошо понимаю, Лаврентий. Ты сейчас не знаешь, что мне ответить, так как не знаешь, как я к нему отношусь. Но, вы не друзья, это точно.

Сталин снова отхлебнул чай.

– Ты понимаешь, почему я тебя об этом спрашиваю? Мне просто интересно, почему ты молчишь?

Берия посмотрел на Сталина. Он по-прежнему не знал, какую позицию занять в этом вопросе. Он боялся провокации со стороны вождя, которая могла оказаться для него плачевной. Наконец, Лаврентий откашлялся и начал издалека, так как рассчитывал, что вождь его остановит