Лилибет не смотрела на него, даже голову не повернула. Ее взгляд был устремлен вперед, на мелькающую фигурку Филиппа. Платье плотно облегало все изгибы ее фигуры. С пронзительной остротой Роланду захотелось прикоснуться к ее телу, лечь рядом, сорвать всю мешающую им одежду. Он хотел зарыться лицом в ее груди, положить ладонь на растущий живот, вонзиться в нее, заставить рыдать от наслаждения. Боготворить ее.

Он задел рукой ее ладонь, на мгновение коснулся кончиков пальцев.

– А если бы это был я?

– Не знаю, Роланд. – Ее голос болезненно отозвался в нем. – Я не могу… не могу даже подумать о том, чтобы начать все сначала. Даже если… даже если мой брак… даже если Сомертон волшебным образом вдруг исчезнет – без всяких последствий, без того, чтобы ты убил его, и не отберет при этом Филиппа или обоих…

– Я ни за что не позволю ему сделать это. Ты знаешь, что не позволю.

– Даже если все это произойдет, я не смогу…

Она осеклась.

– Не сможешь что?

– Ты не знаешь, что это такое, – прошептала она. – Просто не знаешь. Когда тебя вот так предают. О, я знаю, ты поклялся, что не такой. Все мужчины это говорят. Но я могу опираться только на то, что ты сделал. И знаю, что ты провел эти шесть лет, перебираясь из постели в постель…

– О, ради Бога…

– …и как я могу рассчитывать, что ты изменишься? Даже если бы я безумно тебя любила…

– Ты безумно меня любишь. И я тебя. Давай не будем притворяться, Лилибет. – Он остановился, взял ее за руку и повернул к себе лицом, одним пальцем приподняв подбородок. – Посмотри на меня. Давай не будем притворяться хотя бы в этом.

Она неотрывно смотрела на него. В ярком послеполуденном солнце глаза ее казались поразительно синими.

– Даже если бы я любила тебя, я не могла бы просить тебя стать тем, кем ты не являешься. И я не могу дать другому ребенку ненадежного отца.

Ему показалось, что воздух вокруг закончился.

– Я не ненадежный, – произнес Роланд, но это прозвучало жалко даже для него самого. – Я не… я не тот, за кого ты меня принимаешь. И не тот, за кого меня принимают все прочие. Я… – Он заставил себя замолчать жестоким усилием воли. «Не смей. Не говори ей этого».

Лилибет приподняла бровь, ожидая, что он закончит свою мысль. Роланд сильнее сжал ее руки, изо всех сил желая, чтобы она ему поверила.

– Это… эта моя репутация. Не буду делать вид, что ее не существует. Но… сплетни… все то, что ты слышала… – Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох, снова открыл. Ее прекрасное лицо плыло перед ним, лоб напряженно наморщился. – Все это преувеличено. Клянусь, Лилибет. Очень, очень преувеличено.

– И почему я должна тебе верить?

– Я клянусь, Лилибет. Клянусь своей честью. – Он сомкнул пальцы на ее ладони. Она посмотрела вперед, на Филиппа среди виноградных лоз, и снова перевела взгляд на Роланда. – Клянусь, – прошептал он.

Лилибет покачала головой, повернулась и пошла дальше.

– Я выяснила, что сплетни обычно неточны в деталях, но редко ошибаются в главном.

– В моем случае они ошибочны во всем. В моем случае сплетни – это то, чего я добивался.

– О, брось, – засмеялась она. – С какой стати человек вдруг начнет создавать себе репутацию распутника, не наслаждаясь таким поведением в действительности?

– У меня есть на это причины.

– Ужасно убедительно. – «Я говорю тебе правду, милая, только не могу сказать почему». Да уж, очень здраво.

Но руку не выдернула, теплую и слегка влажную, и даже чуть-чуть пожала ее в ответ.

– Неужели ты не можешь хотя бы капельку поверить в меня? – спросил Роланд.

Филипп резко развернулся и побежал к ним. Лилибет уронила свою руку, как камень, оставив ладонь Роланда пустой и мучительно жаждущей ее прикосновения.

– Я научилась, ваша милость, – произнесла она едва слышно, – верить не словам, а поступкам. – И обратилась к Филиппу: – Что ты мне принес, милый?

Филипп замотал головой и протянул сжатые вместе ладони к Роланду.

– Это не для тебя, мама. Это для лорда Роланда. Посмотрите! Это кузнечик!

Он чуть-чуть раздвинул пальцы. Роланд заглянул внутрь.

– Ого! Вы только на него гляньте! Не меньше дюйма в длину!

– Его зовут Норберт, – заявил Филипп, любящим отцовским взглядом рассматривая кузнечика. – Я сделаю для него клетку, набью ее травой и поселю его в моей комнате.

– В нашей комнате, – поправила его Лилибет, – и ничего подобного ты не сделаешь.

– О, мама! Пожалуйста! Он очень воспитанный кузнечик! Дал мне поймать себя вообще запросто!

– И тем не менее. Никаких дюймовых насекомых в моей комнате, будь так добр. Даже самых воспитанных.

Нижняя губа Филиппа задрожала.

– Пожалуйста, мама! Я сам буду его кормить!

– Послушай-ка, – вмешался Роланд, не в силах видеть эту дрожащую губу. – Я с радостью поселю твоего маленького приятеля у себя. У меня нет возражений против дюймовых насекомых. Надежная клетка – и все.

Лицо Филиппа просияло.

– О, сэр! Правда? Вы его правда возьмете?

– С удовольствием, – подтвердил Роланд, – только в надежной клетке.

– Право же, лорд Роланд, в этом нет необходимости, – сказала Лилибет.

Он улыбнулся ей.

– Моя дорогая, это совершенно необходимо. Каждый молодой человек должен иметь домашнего любимца. Почему бы не кузнечика?

– Это правда, мама! Норберт будет чудесным домашним любимцем!

Роланд поднял руку и начал загибать пальцы:

– Мяса не требует. Ежедневных прогулок не требует. Никакой шерсти на мебели. Никаких луж на обюссонских коврах. – Он торжествующе потряс сжатым кулаком. – Очень подходящий любимец. Даже и не знаю, почему я сам не завел себе стадо таких. Или… или их должна быть стая?

Лилибет уже хохотала.

– Ну, замечательно. Но вам придется разбираться с клеткой самостоятельно. И будьте так добры, клетка должна быть очень надежной.

– Думаю, мы справимся с этим, правда, Филипп? – Роланд хлопнул мальчика по плечу.

– Да, сэр! Я уверен, Абигайль поможет нам достать проволоку для цыплят. – Филипп помчался вперед по проходу. Его голос слышался все слабее. – Думаю, я выдрессирую его для блошиного цирка!

– О Боже, – выдохнула Лилибет.

Роланд снова взял ее за руку. Она не стала сопротивляться. Они приближались к концу ряда. Еще чуть-чуть, и они окажутся на открытом пространстве, и между ними и выложенным плитками кухонным двориком останется только небольшой лужок.

– Мы увидимся снова? – негромко спросил он.