И все-таки… странное совпадение.

Сэр Эдвард не верит в совпадения. «Копай глубже, – сказал бы он, – и найдешь недостающее звено. Копай так глубоко, как только можешь».

Холодная сырость каменной ограды проникла даже через брюки, зад Роланда уже онемел. Он посмотрел на верхушки ближайших фруктовых деревьев, на длинные ряды винограда справа – крохотные зеленые ростки на таком расстоянии еще не были видны. Утренний свет пронизывал каждое живое существо, каждый новый листочек и распускающийся бутон, позолотил всю раскинувшуюся перед ним долину и желтые стены деревни, уютно расположившейся в ее центре. Рай, настоящий рай, только он не является его частью. Роланд не может протянуть руку и прикоснуться к нему.

Говорить сэру Эдварду или нет?

Да, он пообещал Лилибет, что не выдаст ее местоположения. Сэр Эдвард, разумеется, все сохранит в тайне, но источник полученной информации неизбежно будет раскрыт. Так происходит всегда.

Он справится с Сомертоном. Роланд ничуть не сомневался, что, если граф галопом прискачет в Тоскану, чтобы забрать жену, он сумеет защитить Лилибет.

Но он пообещал, что сохранит ее тайну. И еще есть Филипп и тот ребенок, что растет сейчас в ней, – ребенок, которого они, возможно, создали вместе, он и Лилибет.

А возможно, и нет.

«О да, сэр Эдвард, и, кстати, все это время под одной со мной крышей жила супруга лорда Сомертона! Собственно, я ее соблазнил! Возможно даже, зачал ребенка! Ужасно извиняюсь, что не помог вам с расследованием и все такое, но я пообещал ей, что все будет сохранено в тайне, если вы понимаете, о чем я».

Нет никаких сомнений, что Бюро секретной службы ее величества непременно поймет его точку зрения. Никаких сомнений, что сэр Эдвард пожмет массивными плечами и согласится, что проживание леди Сомертон с Роландом под одной крышей не имеет никакого значения в его расследовании.

Да уж, положение более чем щекотливое.

Роланд поднялся, повернулся и едва не уткнулся в жилистую грудь смотрителя.

– Боже мой, приятель! – воскликнул он. – Неужели нельзя было сказать, что вы здесь?

Джакомо воинственно скрестил на груди руки.

– Это синьор Бёрк. Хочет вашей помощи.

– Бёрк? Нуждается в моей помощи? Вы шутите, не иначе.

– В мастерской, там, у озера.

– Да, я знаю, где он работает. Но какого дьявола ему потребовалась моя помощь? До сих пор он отлично справлялся сам. – Роланд кинул взгляд вдоль террас на склоне холма туда, где находился старый каретный сарай, где Бёрк занимался своим моторным авто или чем там еще.

У озера.

Лилибет сейчас у озера.

Роланд вопросительно приподнял бровь, снова повернувшись к смотрителю, и обнаружил, что на него устремлен свирепый, нахмуренный взгляд, словно Джакомо пытался внушить ему что-то слишком деликатное для слов.

– Право же, старина, вам следует постараться выражать свои мысли яснее. – Роланд постучал себя по лбу. – Боюсь, здесь у меня не так много шариков. Тонкие намеки имеют неприятное обыкновение теряться, им требуются более точные указания.

Джакомо испустил тяжелый вздох, означавший, что все англичане безнадежны.

– Прежде, – произнес он наконец, – здесь не было женщин. – Он увесисто и неодобрительно подчеркнул слово «женщин».

Роланд навострил уши. Женщин, вот как?

«Бёрк, старый ты мошенник».

Если отбросить в сторону все неистовые речи Уоллингфорда насчет обольщения, Роланд уже некоторое время замечал, что между Финеасом Бёрком и маркизой Морли возник намек на привязанность. В общем-то он с удовольствием наблюдал за развитием событий. Обворожительная и красивая леди Морли была также снобом высшей марки, и видеть, как она, словно комнатная собачка, задыхаясь, гоняется за его нетитулованным и не блестящим другом Бёрком (довольно привлекательным мужчиной, хотя чересчур высоким, рыжим, как морковка, и неразговорчивым с дамами), оказалось весьма занимательным. Но неужели все зашло настолько далеко? Неужели маркиза Морли, любимица лондонского высшего общества, в самом деле уступила мистеру Финеасу Бёрку, члену Королевского общества? Или, как предположил Уоллингфорд, она просто пытается соблазнить его, чтобы выиграть пари?

А бедняга Бёрк, влюбился ли он сам? Право же, очень интересно. Возможно, даже полезно.

– А, – сказал Роланд. – Вот теперь мы говорим на одном языке. Представьте, я как раз сам собирался прогуляться к озеру. Наверное, смогу заглянуть к нему.

Он прикоснулся к кепке и начал спускаться вниз по склону.

Во время душевных терзаний нет ничего лучше физических упражнений.

Лилибет не собиралась спать, да и какая мать собралась бы? Конечно, она понимала, что очень устала. Невозможно бодрствовать полночи, любуясь игрой лунного света на потолочных балках и сгорая от тоски по английским негодяям с темно-золотистыми волосами, и не почувствовать себя на следующий день слегка разбитой.

Но прохладный ветерок с озера взбодрил ее. Филипп, ухватившись за руку, тащил мать вдоль берега довольно быстрым шагом. Они без конца спотыкались о дурацкие камни, отчего оба хохотали, а плетеная корзинка для пикников колотила ее по бедру. В конце концов они остановились на том же месте, где устраивали пикник накануне. Лилибет уселась под то же самое дерево, наблюдая за Филиппом, игравшим на берегу. Она представляла себе длинное тело Роланда, растянувшееся на покрывале в красную клетку, и все ее нервы плясали, как под ударами электрического тока. И меньше всего думала про сон.

Пока не открыла глаза через некоторое время, чувствуя, как ноет онемевшая спина, и обнаружила, что Филиппа нигде не видно.

Лилибет с трудом поднялась на ноги.

– Филипп! – позвала она. По воде бежала рябь, порыв ветра откинул волосы с ее лба. Над головой проплыло дружелюбное белое облачко, на мгновение затемнив ландшафт. – Филипп! – уже громче закричала Лилибет, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

У нее за спиной пара птичек устроила неистовый скандал, разорвав тишину. Лилибет слышала, как шуршат листья, как трепещут крылья.

Она побежала к озеру.

– Филипп! Филипп! – Собственный голос возвращался к ней эхом, слабый и призрачный, отражаясь от скал на противоположном берегу. Сердце колотилось в ушах сильно и быстро, так же, как бежали ноги по траве. Вода в озере выглядела такой спокойной, такой невинной, лишь изредка подергиваясь небольшой рябью, – она просто не могла поглотить пятилетнего мальчика.

Лилибет резко повернулась, окинула взглядом берег – небольшой каменистый пляж, разбросанные тут и там оливы, виноградники и террасы, видневшиеся между ветвями с темными листьями.

– Филипп! – закричала она изо всех сил.

Теплый весенний ветерок не принес ей ответа.