Вдоль дальней стены, слева направо, в направлении выхода из катакомб шли люди. Они погасили фонари. На том конце зала в них не было нужды. Серые фигуры возникали между колоннами, смазанными пятнами.

Эти люди тоже устали, шли медленно. За колонной скрылся один человек, за ним второй, третий, потом, после некоторой паузы, четвертый. Они возникали в освещенном пространстве и исчезали, будто призраки.

Павел считал их: шестой, седьмой, восьмой. Снова никого, потом девятый, десятый. За ними еще трое. Тринадцать человек, чертова дюжина!

В принципе все правильно. По уверению фрау Гартунг, в распоряжении Менделя имелась вся охрана филиала института, дюжина головорезов из роты усиления СС. Плюс сам Мендель и его постоянная спутница Ильза Краузе. Одного солдата они потеряли в бассейне. Больше жертв у них не было в отличие от красноармейцев, которые гибли один за другим.

Все ушли. Тринадцать. Больше никого.

Павел шумно выдохнул и спросил:

— Ты их тоже считал, Филимонов?

— Ага, товарищ капитан. Тринадцать. Несчастливое число. Эти сволочи аппетит нагуливают. Послушайте, товарищ капитан, а вы этого злосчастного доктора Менделя в лицо знаете?

— Знаю, Филимонов. Давай назад, веди сюда наших. Да постарайтесь не шуметь. Я за противником, в обход, буду ждать на выходе, попробую разобраться в ситуации. Если немцы вышли на поверхность, то мы их уже не потеряем.

— Есть, товарищ капитан! Я ребят пулей приведу, — проговорил Филимонов и ретировался.

Павел сполз по лестнице, решил, что лучше не рисковать. Внизу он проверил амуницию, подтянул штаны и припустил вдоль штабелей, цепляясь плечом за стальные защелки. За угол капитан свернул практически ползком, рискнул включить фонарь.

Опасности не было. Все немцы ушли отсюда. Он пригнулся и засеменил дальше, ощупывая лучом фонаря пол под ногами.

Метров через двадцать ему пришлось сделать остановку. Капитан с любопытством освещал узкий пятачок. Вот почему они так поздно обнаружили беглецов. В этом месте, перед выходом на поверхность, немцы делали привал, похоже, длительный.

Под ногами Павла валялись две растерзанные упаковки из-под немецких галет, которые в отличие от советского аналогичного продукта не имели ни вкуса, ни запаха, ни консистенции, вызывающей приятный хруст. Рядом с ними капитан увидел окровавленные скомканные бинты и поворошил их ногой.

Кому, интересно, они принадлежали? У Менделя вскрылась старая рана? Или один из его охранников пострадал в ходе героического прорыва через катакомбы?

Никольский прогулялся взад-вперед, припустил дальше, снова свернул за угол, вышел на финишную прямую. Приближалась освещенная зона, лестница, ведущая наверх и умеренно заваленная кирпичами. Он прижался к стене, навострил уши, но слышал только собственное сердце.

Из проема, который отсюда не просматривался, сочился тусклый свет. Похоже, день не радовал безоблачным небом и палящим солнцем.

Капитан скользил вдоль стены какими-то танцевальными па, замирая и прислушиваясь. Вспотела ладонь, сжимающая рукоятку пистолета. Света становилось больше, лестница прекрасно прорисовывалась. Он попал в зону, где ранее проводилось усиленное бомбометание.

Что там наверху? Союзники в сорок четвертом разносили не только живые кварталы Кенигсберга, но и промышленные зоны, расположенные вне городской черты.

Он взбирался вверх, вытянув руку с пистолетом, поднимал ноги, чтобы во что-нибудь не вляпаться. Снаружи свистел ветер, ощущался не очень сильный запах гари. Но облачного неба Никольский почему-то не видел — лишь высокий бетонный потолок, украшенный трещинами и проломами.

Павел добрался до последней ступени, переместился за раскроенную бетонную плиту, явно свалившуюся с потолка. Это было что-то необычное, по крайней мере не подземелье, уже осточертевшее ему. Он находился на краю громадного цеха, над которым несколько месяцев назад изрядно попотела бомбардировочная авиация.

Прямоугольный склад возвышался над землей. Здесь когда-то находилась дверь для посетителей. В десятке метров правее тянулся пандус для движения грузового транспорта, заваленный обломками. Сзади была глухая стена. Компас уверял, что там восток.

Возможно, здесь было несколько цехов, но перегородки между ними рассыпались. Остался только один, весьма разомкнутый. Во внешних стенах зияли гигантские проломы. Крыша тоже сохранилась не везде. С нее свисали мощные балки перекрытий, куски стального профиля.

О характере продукции, производимой здесь, приходилось догадываться, но это дело было связано с металлом. Кое-где сохранилось покореженное оборудование — токарные, фрезерные, расточные станки. На своих местах стояла часть колонн, подпирающих потолок.

Павел осмотрелся, переполз за соседнюю плиту. Он увидел две глубокие технологические канавы, обрамленные рифленым железом. Похоже, рухнули продольные стены внутри здания. Центральный проход обрамляли валы из битых кирпичей. Там же красовались раздавленные станки, искореженные стеллажи.

Дальней торцевой стены, кажется, не было. Или же от нее уцелело совсем немного. Виднелось серое дымчатое небо, облака, спешащие по своим делам.

Красная армия в этой местности, похоже, не появлялась или быстро ушла отсюда.

За спиной капитана уже шумели бойцы. Показались головы Кобзаря, Еремеева, Малахова. Павел поманил к себе сержанта. Тот быстро перебежал, скорчился рядом.

— Вникаешь в обстановку, Малахов? — прошептал Павел. — Фрицы знали, куда идти. У них имелся план катакомб. Им было известно, что на этом заводе нет ни одной живой души. Индустриальная зона здесь обрывается, на западе море, то бишь залив Фришес-Хафф. Там карьеры, отвалы, сложная береговая полоса. Нежелательно, чтобы они там спрятались. Считай, что фашисты вышли отсюда семь минут назад. Сейчас они направляются к заливу.

— Махнем за ними? — сказал Малахов, ткнув подбородком на центральный проход, заваленный мусором. — Иначе время потеряем, товарищ капитан. Сколько их?

— Тринадцать в общей сложности.

— Хреново. — Сержант почесал переносицу. — А нас одиннадцать, не считая собаки.

— Нужно обойти, не светиться на открытом месте. Впрочем, сам решай, сержант. Искусство боя — не мой конек. У меня другая специализация. Можем упустить врага, и даже собака нам не поможет. Ты парень сообразительный, грамотный, всю войну прошел. Принимай решение, веди бойцов. Мы за тобой.

— Вроде тихо. — Малахов высунул нос, поводил им по сторонам. — Они же не знают, что мы у них на хвосте висим. Если и в курсе, то не догадываются, что так близко. Думаю, проскочим, товарищ капитан. На обход только время терять. Полторы минуты страха, и мы на том конце.

Никольский тоже не хотел терять время. Ведь уйдут же эти твари! Он напрягся, готовясь к рывку.

Малахов махнул рукой. Люди поднялись и бросились вперед.