Филимонов и Вахмянин набивали подсумки немецкими магазинами. В траве под обрывом блуждали Авдеев и сержант Малахов. Они заметили, что капитан вернулся, и полезли обратно.

— Товарищ капитан, мы тропу обнаружили, по которой они ушли, — с оптимизмом сообщил Авдеев. — Она и без них была заметна, вон туда, через кусты шла, так они ее еще больше протоптали. Нам теперь и собака не нужна. Так немцев догоним!

— Вперед! — приказал Никольский и махнул рукой. — Дистанция до противника — примерно две с половиной версты. Движемся быстро, но при этом максимально осторожно. Какая только публика тут не шатается!

Тропа петляла по зарослям низкорослого леса. Здесь не было такой бурной растительности, как в средней полосе России, но сохранились участки нетронутой природы. Бойцы дважды пересекали овраги, напились из ручья.

Вахмянин двигался в дозоре, проверял тропу на предмет взрывающихся сюрпризов, докладывал о ситуации смешными птичьими криками.

За оврагом в низине Никольский приказал сделать привал. Люди падали без задних ног, молитвенно смотрели на кроны старых ив. Вахмянин полежал минутку и добровольно убрался в дозор. Остальные достали папиросы, задымили.

— Кто не работает — тот курит, — глубокомысленно изрек Еремеев.

Часы показывали начало четвертого. День летел как угорелый.

Не сказать, что старший лейтенант Кобзарь сильно тормозил группу. Он исправно продвигался вперед, непечатные слова выдавал в приемлемых количествах, но смотреть на него без жалости было невозможно. Боль ломала человека, но с упрямством у контрразведчика все было в порядке. Он привалился к пригорку, вытянул ногу, прерывисто дышал.

— Может, останешься? — осторожно спросил Павел. — На обратном пути заберем. Или сам помалу ковыляй. Посмотри на себя.

— Этой темы мы больше не касаемся! — заявил Кобзарь и со злостью покосился на Павла. — Да, ты старший, имеешь право отдавать приказы, но сегодня давай без этого, хорошо? Не для того уже двое суток бултыхаюсь с вами.

— Бунт на корабле! — с ухмылкой проговорил Еремеев. — Какое циничное неподчинение старшему по званию! Проработаем этого типа на собрании коллектива, товарищ капитан?

— Да ладно вам, закройте тему, — огрызнулся Кобзарь. — Иду ведь, не задерживаю. Какая вам забота, что и где у меня болит? Обычный вывих голяшки, ничего не сломано. — Он сделал попытку сменить позу и вздрогнул от резкой боли.

— Обычный вывих, значит, товарищ старший лейтенант, — задумчиво проговорил сержант Малахов и как-то довольно хищно уставился на Кобзаря.

Тот занервничал под пронырливым взглядом и заявил:

— Эй, ты чего, сержант? Приказа не было!..

— Надеюсь, будет? — Малахов вопросительно глянул на Никольского. Тот пожал плечами. — Я до войны медбратом работал, мечтал поступить в мединститут, заделаться знаменитым врачом. Ложитесь поудобнее, товарищ старший лейтенант, — решился сержант. — Будем править ваш вывих.

Кобзарь ругался, отбивался, рычал, что его болезнь, как и колхоз, дело добровольное. Но товарищи обступили его, не оставили никаких шансов.

— Вы, сатрапы, руки прочь от моей ноги! — Он вяло сопротивлялся, но уже смирился, вытянулся под пригорком.

К страдальцу подполз на корточках ухмыляющийся Еремеев, стал стаскивать с него сапог.

— Не волнуйтесь вы так, товарищ старший лейтенант, — проурчал Малахов, угнездился рядом с больным и стал мягкими движениями ощупывать распухшую ногу. — Так-так, все понятно. Вы не переживайте, больно не будет, всего лишь чуть-чуть, да и то я предупрежу, — сказал он и со всей дури, с изворотом дернул ногу.

Кобзарь взвыл, изогнулся дугой, пот хлестанул с его лба.

— Ты, медсестра хренова! — Игорь проглатывал слова, давился кашлем. — Костолом несчастный, будь ты проклят, мать твою, за решеткой сгною, падла!

— Браво, сержант, — похвалил Павел. — Скажи, ты какой кружок посещал в Доме пионеров? Первой помощи?

— Последней, — простонал Кобзарь. — Ну, подожди, сержант, вот встану на ноги!..

— Сделай сам называется, — гордо сообщил Малахов и иронически хмыкнул. — А что не так? Я все поправил своими руками. Да успокойтесь вы, товарищ старший лейтенант. Теперь все нормально будет. Я кость на место поставил. Поболит пару дней, но в медсанчасть уже можете не ходить.

Сдавленно посмеивались Филимонов с Авдеевым. Шевельнулись ветки, высунулась любопытствующая физиономия Вахмянина, которого привлекли звуки, сопровождавшие принудительное врачевание.

— И мне однажды не повезло, — как-то не в строку сообщил Виталий. — До войны еще было, молодым милиционером работал. Допросил жестким образом подозреваемого, он все подписал, а потом выяснилось, что это потерпевший был. Ну, не разобрались, кабинеты перепутали. Знаете, как стыдно стало. Коллеги ржут, а тут еще показания с печатью, да такие стройные. Эх, невезуха, переделывать пришлось.

«А другие не стали бы переделывать, — подумал Павел. — Зачем, если все так стройно?»

— А при чем тут твой потерпевший? — простонал Кобзарь.

— Не знаю. — Еремеев пожал плечами. — Навеяло что-то.

Удивительное дело. Боль в ноге притупилась. Игорь продолжал хромать, опирался на свой костыль, но уже не стонал, как раненый лебедь. Он даже обогнал зевающего Филимонова и сквозь зубы выразил признательность сержанту.

— Да ладно вам, товарищ старший лейтенант, — отмахнулся Малахов, пряча улыбку. — Пустое это.

Примерно через полчаса группа вышла из леса и стала втягиваться в маленький поселок. Здесь уже чувствовалась близость моря. Ветерок стал свежее, смутно ощущался запах йода. Дома стояли скученно, улочки были узкие.

Чем европейская деревня отличается от российской? Здесь минимум приусадебного хозяйства, никаких кур, свиней, запаха навоза, пьяных деревенских мужиков, месящих кирзачами непролазную грязь. Аккуратные каменные дома в стиле фахверк, когда опорные элементы конструкции закреплены не внутри, а снаружи. Плодовые деревья, постриженные кустарники. Повсюду чистота, аккуратность, строгий немецкий порядок.

Но только не сегодня. Деревня вымерла, представляла собой убогое зрелище. Поваленные дома, проломы в каменных заборах.

Похоже, несколько дней назад немцы здесь ожесточенно сопротивлялись. Красной армии пришлось как следует наподдать им под зад кованым сапогом. Мирное население отсутствовало. Хорошо, если оно успело уйти, а не погибло.

В стенах домов зияли пулевые отверстия, чернели впадины разбитых оконных проемов. Немцев выдавливали оттуда ураганным огнем. Посреди проезжей части валялся раздавленный обгоревший мотоцикл. Забор рядом забрызгала кровь. Узкий переулок был основательно разворочен танком, который пытался протиснуться здесь.

Проходить через весь поселок смысла не было.

«Зацепим южным краем и — снова в лес, — подумал Павел. — Выйдем к берегу по диагонали».