– Верю, потому что она никогда не поднималась выше уровня участницы бродячей труппы, которая выступала по большей части на севере. К тому же ее карьера, должно быть, была довольно короткой.

– Понимаю. – Игнатий кивнул. – Тогда ясно, отчего она мне незнакома. Очень интересно! Это, разумеется, укажет нам новое направление в наших поисках.

– Если вы сможете отыскать связь с Италией и Фаррелом Блу, мы, по крайней мере, поймем, как ей удалось заполучить рецепт. А пока произошло кое-что еще.

Игнатий склонил голову набок:

– В самом деле?

– Прежде чем объяснить, хотелось бы задать вам вопрос, сэр.

– Да-да, в чем дело? Эдисон посмотрел на него:

– Прошлой ночью у меня произошла схватка с человеком, практикующим искусство Ванзы. Он был не плох. И, по-моему, довольно молод.

Брови Игнатия поползли вверх.

– Ты говоришь, что на тебя напали? Ученик Ванзы?

– Да.

– Здесь, в Лондоне? – Вид у Игнатия был удивленный. – Но это поразительно! И я бы сказал, невозможно. В настоящее время в Лондоне я единственный Великий Учитель. А как ты прекрасно знаешь, я перестал брать учеников несколько лет назад.

– Могу я заключить по вашей реакции, что он не состоит у вас на службе?

Игнатий фыркнул:

– Разумеется, нет! Почему ты решил, что он мой человек?

Эдисон слегка усмехнулся:

– Дело в том, что, как вы только что упомянули, вы единственный Великий Учитель Ванзы в Лондоне. Мне пришло в голову, что вы могли послать кого-то следить за домом леди Эймс и он не догадался, что я тоже вовлечен в это дело от вашего имени.

– Если бы я это сделал, то поставил бы тебя в известность.

– Тогда, – спокойно произнес Эдисон, – мы должны признать, что этот молодой ученик Ванзы работает на кого-то, кто тоже ищет или рецепт, или «Книгу тайн». Или то и другое вместе.

– Ты его не спросил?

– Наша встреча была краткой, если не сказать больше.

– Что ты хочешь сказать?

– Он покинул поле сражения сразу же, как только понял, что я тоже обучен искусствам.

– Хм… – Игнатий поморгал, размышляя. – Ты понимаешь, что это значит?

– Что кто-то еще ищет книгу? Да. Я знаю, что это значит.

Игнатий поерзал, словно ему было неудобно сидеть. И бросил на Эдисона тревожный взгляд:

– Мы должны признать, что, кто бы он ни был, он охотится за рецептом или книгой не из альтруистических побуждений. Если бы он послал ученика или сам приехал в город с честными намерениями, то немедленно связался бы со мной. Он сообщил бы мне, что хочет участвовать в поисках книги.

– Да.

– Тот факт, что он этого не сделал, может означать только одно, – тихо проговорил Игнатий. – Кто бы это ни был, он один из тех, кто больше не соблюдает истинных традиций Ванзы. Если он существует и хочет скрыть свое имя, найти его будет нелегко.

Эдисон кисло улыбнулся:

– Я согласен, что найти негодяя, владеющего искусством и желающего остаться неузнанным, не просто. Однако его молодой ученик – совсем другое дело.

– Что ты хочешь сказать?

Эдисон поставил свою опустевшую кофейную чашку и поднялся из кресла.

– Вряд ли в Лондоне болтается много рьяных, молодых бойцов Ванзы. Найти его не составит труда. А когда я его заполучу, появится возможность узнать имя того, кто послал его на поиски книги.

– Не трать время, Эдисон. Мы не можем отвлекаться от главной цели. Сейчас самое важное – найти фолиант, пока до него не добрались другие. – Игнатий побарабанил сложенными домиком пальцами. – Если мы потерпим неудачу, тогда и я потерплю неудачу в своем последнем деянии истинной Ванзы.

– Скажите мне, мисс Грейсон, вы уже познакомились с Драконом Эксбриджей?

Бэзил Уэр улыбнулся, присаживаясь рядом с Эммой на изящный, обитый голубым бархатом стул.

Ему пришлось наклониться поближе, чтобы девушка расслышала его. Театральная ложа в этот момент была переполнена – Летти устроила настоящий прием. Во время антракта пришли некоторые из ее пожилых поклонников, чтобы засвидетельствовать свое почтение, И каждый принес по бокалу шампанского для Летти. Они толпились вокруг ее пышной груди, оправленной в этот вечер в алый атлас.

Грудь Эммы, более скромную, подчеркивал глубокий вырез на зеленом платье. Оно было обшито большим количеством золотых лент, которые выполняли определенную роль – скрывали соски. Когда Эмма поинтересовалась, нельзя ли нашить на вырез немного кружев, и Летти, и модистка уверили ее, что это последний крик моды.

Эмма отбросила сомнения. В конце концов, разве она сведуща в подобных вещах? Она – бывшая платная компаньонка, а не модная дама.

Появление в театральной ложе Бэзила Уэра удивило ее. Когда он вошел, девушка была поглощена сценой, разворачивавшейся в ложе Миранды, располагавшейся как раз напротив.

– С драконом? С каким драконом?

Глядя в театральный бинокль, Эмма хмурилась, видя, как Эдисон слишком уж галантно склонился над затянутой в перчатку рукой Миранды.

Все казалось таким ясным, когда они обсуждали свои действия до этого. В антракте Эдисон пойдет в ложу Миранды и завяжет разговор, пытаясь навести леди Эймс на рассказ о событиях ее прошлой жизни.

Все шло по плану, но Эмма обнаружила, что ей совсем не нравится, как Эдисон наклоняется к Миранде. Совсем необязательно было садиться к леди Эймс так близко, чтобы та могла легко водить пальцами по его бедру. Движение, казалось, было непроизвольным, но Эмма чувствовала, что в этой легкой ласке было нечто вызывающее.

– Я говорю о Виктории, леди Эксбридж. – Бэзил, казалось, забавлялся. – Бабушка вашего жениха. Она сегодня здесь. Могу предположить, что из-за вас.

Пораженная Эмма опустила бинокль и повернулась:

– Где она?

– Сидит в ложе третьего яруса напротив; – Бэзил немного повернул голову, чтобы указать направление. – Четвертая слева. Вы не ошибетесь. Это леди в бледно-сиреневом платье с биноклем, направленным на вас.

– Да, похоже, половина театра разглядывает меня в бинокли, – пробормотала Эмма. «А другая половина разглядывает Эдисона и Миранду», – подумала она.

Тем не менее, девушка взглянула на третий ярус и отсчитала четвертую ложу слева. Она увидела маленькую, царственного вида женщину в дорогом сиреневом платье и таких же перчатках. Бинокль леди Эксбридж действительно был направлен в сторону Эммы.

– Говорят, – негромко проговорил Бэзил, – что они со Стоуксом презирают друг друга. К несчастью, после смерти сына у леди Эксбридж не осталось других родственников, кроме незаконнорожденного внука.