Женя чувствовала кожей холодное острие кинжала.

— Ты можешь умереть, а можешь выжить. Как пожелаешь.

Благородная дама Ойген молча кивнула, всем своим видом давая понять, что вариант номер два гораздо предпочтительнее.

— Женечка, не бойся, я его вижу, — звучали в ее голове успокаивающие, но какие-то очень злые слова Лиса. — Это наш беглый скотовод нарисовался — хрен сотрешь. Вот же ублюдок хитрый! Пока его вокруг Парижа искали, он прямо во дворце заныкался. И я, дурак, ушами прохлопал. Сразу надо было догадаться, что кого-то здесь абары подкупили. Иначе откуда бы им так хорошо знать расположение помещений, все подходы и пути отступления?

— Ты меня выведешь из города, — сквозь зубы цедил абарский резидент. — Я буду в безопасности — ты будешь жива. Попытаешься бежать — убью, даже если через мгновение и сам подохну. Если кто-то решится тебя отбить — тоже сдохнешь, лучше не сомневайся. Быстрее меня здесь нет никого. Все уразумела?

Клинок абара приподнялся, вдавливаясь в кожу подбородка.

— Да, — выдавила благородная дама Ойген, опасаясь кивать.

— Веди себя естественно и спокойно, — потребовал террорист.

— Не, ну каков упурок! — возмутился Лис. — Ладно, в эту игру можно играть вдвоем. Женечка, у меня к тебе большая просьба: если ты можешь себя контролировать, сделай так, шоб этот овечий козел решил, будто ты его жутко испугалась и на все согласна.

— А если нет, если я не смогу сделать вид? Если мне и вправду страшно?

— А если нет, если ты его и впрямь жутко испугалась и на все согласна, то мы его положим прямо здесь, в коридоре, и я лично с превеликим удовольствием настрогаю его бекон крупными ломтями. Но одна беда: мы потеряем след местной резидентуры и, может быть, единственный источник информации об абарах. Всем нам это может еще крайне дорого обойтись.

— Я попробую, — смирившись с необходимостью, ответила благородная дама Ойген.

— И помни: в любом случае ничего не бойся, мы будем рядом!

Его золотистый плащ развевался над бурой скалой, хотя ветер, словно не выспавшийся с утра, не имел сил даже для того, чтобы задуть свечу. Он стоял, мрачно сложив руки перед грудью, исподлобья глядя на петляющую между скал дорогу. Фигура его казалась высеченной из гранита. Огромный, на две головы выше среднего мужчины, с широченными плечами, он скорее походил на древнее изваяние, облаченное в отливающую золотом, как и плащ, чешуйчатую броню.

Он видел, как, горяча измотанных долгой скачкой коней, мчатся по горной дороге Родерик, сын Пелайо, дукс Астурии и жалкие остатки бывшего грозного войска.

Такого опытного военачальника не было во всех землях к западу от Альпийского хребта. Созданное его отцом королевство Астурия — все, что осталось от некогда великого государства вестготов. И, как говорили в мавританских городах, дети рождались там с мечом в руках. Родерик среди них был наилучшим.

Когда стало известно, что сам храбрейший наследник астурийского престола двинул войска навстречу абарам, многие предрекали ему скорую победу. Другой бы, пожалуй, возгордился от столь бурного восхищения единоверцев, но Родерик был не таков.

Холодно и деловито, почти без неизбежных в дороге потерь, довел он свое войско, без помех занял выгодную позицию. И был разгромлен столь бесповоротно и стремительно, что едва смог унести ноги. Ужас гнал несчастного полководца и жалкие остатки его свиты. Ужас прилаживал крылья к ногам скакунов. Подальше, подальше от дышащего кошмаром места битвы.

Исполин в золотистом плаще не отводя глаз смотрел на приближающуюся кавалькаду. Ему виделись совсем другие горы совсем иного мира. Казалось, творец всего сущего создал тот мир в наказание самому себе. Ибо что, как не наказание, — видеть выжженные горные кряжи, похожие на скелеты огромных драконов, смотреть на вечный песок, катящий бесчисленные валы, черные, рыжие, почти алые, способные отшлифовать камень подобно морским волнам.

Но хуже безжизненных скал и песков, не пригодных для существования, были те, кто все же обитал в этих горах и этих песках. Их было великое множество, и ни один не был похож на другого. Каждый был так причудлив и ужасен, что даже ночной кошмар не мог породить подобного образа.

Хотя нет, бывали сны — вернее обрывочные видения, — в которых вожди народа хаммари являлись жителям иного мира. Являлись, овладевали сознанием, сводили с ума. Ни один человек не мог сохранить ясный разум после такого видения.

Хаммари ни на час не оставляли попыток завладеть умами жителей этого мира. И, главное, завладеть самим миром. Враждебные всему, готовые при случае растерзать друг друга, эти твари были обуяны одной-единой страстью: они рвались в мир изначальный, вгрызались в скалы, рыли лабиринты, заставляя дрожать грань миров, разрушая унаследованной от первоотцов силой казавшийся незыблемым предвечный рубеж.

Лишь его народу — драконам — под силу было остановить жуткое воинство. Впрочем, к счастью, не воинство. Каждый хаммари жаждал стать владыкой мира. Даже старейшины, управлявшие их племенами, удерживали видимость какой-то власти, лишь когда им удавалось на время одержать верх.

Увы, и драконий народ не мог собраться воедино. Всякий клан обладал своей охотничьей территорией, всякий дракон — своими пещерами. Отыскать и уничтожить новые лазейки хаммари, найти их, прячущихся под чужими личинами, — было непростой, но обыденной задачей каждого из них. Задачей, которую исполнял всякий клан во все времена, но, по сути, каждый дракон в отдельности.

Исполин в золотистом плаще вновь поднял глаза на приближающуюся кавалькаду. Всадники были уже совсем близко. «Пора», — сам себе прошептал он и через миг, точно видение, предстал перед дуксом Родериком и остатками его воинства. Сын повелителя Астурии осадил заморенного коня, дав ему долгожданную передышку.

— Куда спешишь ты, сын храброго Пелайо? — пророкотал мощный голос незнакомца. Казалось, скалы вторили ему глухим эхом. Родерик и его люди замерли, безмолвно глядя на воителя в сияющей броне. — Торопишься принести в христианские города весть о победе абаров? Спешишь посеять ужас в трепещущих сердцах тех, кто поверил в тебя? Знаешь ли ты, каковы будут всходы?

Родерик спешился и молча преклонил колени. Соратники безмолвно последовали его примеру.

— Знаешь ли ты, чья коса соберет жатву в мире твоем?

Родерик опустил голову.

— Вижу, что знаешь. Не смей же убегать от судьбы, предуготованной тебе, ибо это великая судьба. Не уподобляйся зайцу, вспугнутому соколом, ибо зайцу не уйти от когтей. Собирай новое войско, соединись с юным кесарем Дагобертом, владыкой франков, и сокруши врага дома твоего.

— Но… — открыл было рот пораженный дукс. Лишь золотистым сиянием полыхнуло в его глазах, — истоптанная дорога между скал была пуста.

Острие, упиравшееся в горло благородной дамы Ойген, исчезло.