Мы опустились в поле к востоку от церкви; отсюда хорошо был виден вход. Небо над головой было ясным и чистым. Земля заросла травой, а деревянный забор нуждался в покраске, но никаких разрушений не наблюдалось.

Сила тяжести и содержание кислорода оказались идеальными. Было чуть за полдень, и стояла прекрасная погода. Едва выключив двигатели, я заметила что-то движущееся. Повернувшись, мы оба увидели четвероногое существо с длинной мордой и морщинистой кожей, которое юркнуло в траву.

Алекс отстегнул ремни и открыл люк. Послышались громкие голоса птиц.

– Ладно, – сказал он. – Сиди на месте. Вернусь через несколько минут.

Я смотрела на церковь и зеленые поля, прислушиваясь к шуму ветра. Если бы я попыталась пойти вместе с Алексом, дело наверняка закончилось бы очередной ссорой. В конце концов он сказал бы: «Нет, ни за что, ты должна держать слово» – и не согласился бы двигаться дальше, пока я снова не пообещаю, на этот раз твердо, выполнять все указания. Проходить через все это снова мне совсем не хотелось, и я осталась в челноке, попросив Алекса быть осторожнее.

Спрыгнув на землю, он убедился, что излучатель при нем, и направился по густой траве к церкви. Подойдя к входу, он остановился, огляделся и поднялся по трем деревянным ступеням на крыльцо.

Это было здание, сложенное из белых пластиковых панелей, с большими витражными окнами и широкими резными дверями. Колокольня отсутствовала. На крыше, прямо над входом, был установлен белый крест. С одной стороны церкви стояло около десятка надгробий, пострадавших от времени и непогоды.

Перед входом стояла табличка с несколькими рядами незнакомых символов, накренившаяся и готовая упасть. Я спросила Гейба, искина челнока, может ли он прочитать текст.

– Это каботайский, – ответил он по коммуникатору. – Земной язык, существовавший семь тысяч лет назад. Хочешь знать, что там написано?

– Да, Гейб, будь так любезен.

– Одну минуту.

Остановившись перед дверями, Алекс обернулся и окинул взглядом поселок. Тот состоял примерно из шестидесяти домов, в основном частных. Над ними возвышалось трехэтажное здание – нечто вроде местного совета. Главный фасад церкви выходил на парк. Трава в парке тоже была неухоженной, но скамейки выглядели вполне прилично, как и навес, защищавший посетителей от солнца. Позади навеса виднелось небольшое белое здание – вероятно, туалет.

– Чейз, – сказал Гейб, – тут указано время воскресных служб. И еще: «Войди сюда. Внутри тебя ждет особенный Друг». «Друг» написано заглавными буквами – возможно, имеется в виду Господь.

У меня по спине пробежал холодок.

Солнце стояло в зените. Если не считать травы и отсутствия звуков, кроме шума ветра, поселок выглядел вполне обитаемым. Казалось, что все просто отправились к кому-то в гости. Я ждала, когда откроется дверь, залает собака. Даже Алексу, обычно сохраняющему невозмутимость в любой ситуации, было явно не по себе.

– Святая Моника, – сказала я в коммуникатор.

– Что?

– Церковь Святой Моники. Должна ведь она как-то называться. – Я выбралась из челнока.

Алекс строго посмотрел на меня.

– Чейз…

– Не могу же я просто так сидеть и ждать, Алекс. Попытайся меня понять.

– Ладно, делай что хочешь. Постарайся только не погибнуть. – Он взялся за ручку, повернул ее и оглянулся на меня. – Ты что, ходила в ту церковь?

– Нет. Но имя Моника для меня связывается с дружелюбием и теплом.

– Здесь не помешало бы то и другое.

– Как и всем нам.

Алекс потянул дверь на себя, и та со щелчком открылась. Алекс проскользнул внутрь, я последовала за ним. В вестибюле вспыхнул свет.

Солнце лениво светило сквозь узкие арочные окна, тянувшиеся почти от самого пола до высокого потолка. На ярких витражах были изображены пророки, ангелы и святые. У самых дверей стояли купели для святой воды – к моему удивлению, в них действительно оказалась вода. По обе стороны от центрального прохода располагались скамейки. Переднюю часть помещения занимал алтарь с кафедрой, стоявшей чуть в стороне. Прямо над нами тянулась галерея для хора. В разных местах стояли статуи Иисуса и Марии, святого Иосифа, ангела, а также три или четыре фигуры с нимбами. Одна из них изображала молодую женщину с молитвенно сложенными ладонями.

– Святая Моника, – сказала я.

– Скорее Мария Магдалина, – заметил Алекс. – Никогда не видел ничего подобного. Как все это сохранилось спустя несколько тысяч лет?

– При постоянном уходе – ничего странного.

Алтарь выглядел мраморным, хотя на самом деле был сделан из обычного пластика. Его покрывал кусок ткани, на котором стояли две свечи и большая чаша, на вид – из золота. Если бы свечи горели, думаю, я действительно ощутила бы присутствие божества.

Мы остановились перед ограждением, отделявшим алтарь от остального помещения.

– Вероятно, мы первые, кто появился здесь за несколько тысячелетий, – сказал Алекс. – Прекрасная чаша.

– Угу.

– Интересно, сколько она может стоить?

Я поморщилась.

– Только что подумала о том же самом.

– Не одобряешь?

– Нет.

– Почему? Не вижу, кому это может повредить.

– Думаю, лучше ее не трогать.

– Почему?

– Алекс, давай не забывать, зачем мы пришли сюда.

– Чувствуется, что ты получила религиозное воспитание.

– Не очень-то религиозное. Просто мне кажется, что это… неправильно.

– Ладно, – сказал он, отворачиваясь от чаши и направляясь к статуе Иисуса. – Будь по-твоему.

– Вот и хорошо.

Он дотронулся до статуи.

– Тоже неплохо смотрится.

– Алекс, здесь все непривычно для нас. Если бы церковь лежала в руинах, а статуя была погребена под тоннами обломков, я бы забрала ее без зазрения совести. Но тут… – Я окинула взглядом скамейки, витражные окна, алтарь. – Колтер и его друзья постоянно обвиняют тебя в мародерстве. Если ты возьмешь что-нибудь отсюда, у них сразу же появится прекрасное оружие против тебя.

– С тобой все тяжелее работать, Чейз.

– Ладно. Вот тебе другой довод: статуя не поместится в челнок.

Я не стала передавать полученные изображения Гейбу – сама не знаю почему. Гейб обычно задает множество вопросов, а мне не очень хотелось вести с ним беседу. Но он был раздражен из-за того, что ничего не знал о происходящем. Каждые несколько минут он сообщал: «Нигде не заметно никакого движения», пытаясь вызвать меня на разговор.

– Как дела, Чейз? – спросил он. – Видели что-нибудь интересное?

– Пока нет, Гейб. Если что-нибудь найдем, сообщу.