Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не говорил я тебе такой чуши! Нет у меня в роду никаких тюх! Я упомянул, что «лохматый тюха» – это перевод Лунгиной. А в оригинале они «толстые ниссе», но переводчики вечно все меняют… У одного переводчика был какой-нибудь Роберт Сноумэн, у другого стал Робби Дедморозов.
– «Толстые ниссе»? – спросила Настасья и подчёркнуто наивно захлопала глазками. – Это ещё кто?
– Это такие человечки. Карлсон тоже, кстати, по ранней версии Астрид Линдгрен был толстый ниссе, только с моторчиком… И курил трубку. Это сохранилось в самом начале книги. Он там один раз покурил трубку, а потом автор об этом забыла, потому что концепция героя сама собой изменилась в процессе работы. И вот один из этих толстых ниссе был моим… ну не знаю кем… прадедушкой… А где ниссе – там немного и горные тролли, там сложная родословная… И я не толстый – я сильный…
– Да, это правда! Он сильный, – подтвердила Настастья. – Я как-то на ночь замкнула холодильник стальной цепью. Думаю, чтобы расплавить сталь, надо магров пятьдесят, а это как золотой открывалкой по банке с килькой колотить… И что ж ты думаешь? Цепь он не тронул, пожадничал… Поначалу уговаривал замок открыться: «Ну будь мужиком! Я тебя прошу! Для меня!» Замок ни в какую. Тогда он приподнял холодильник, что-то сзади отвинтил и стал из него продукты через заднюю стенку вытряхивать.
Ева посмотрела на холодильник. Он был огромный, двухкамерный.
– А отмычку нельзя было использовать? – спросила она.
Бермята перестал жевать бутерброд.
– Кстати, да… Я почему-то не додумался… Ночью плохо соображаю! – признался он.
– Хотела бы я знать, зачем стожару отмычка! – сказала Настасья и, вдруг поднявшись, заходила по столовой. Что-то говорила сама себе, сама с собой спорила. Порой останавливалась у карты или снимала со стола керосиновую лампу и барабанила пальцами по стеклу. Но вид у неё при этом был такой, что отбери у неё лампу – она бы и не вспомнила, что у неё что-то было в руках.
– Ну всё… заметалась… – прошептал Бермята. Он оглядел стол, на котором ничего уже не было, кроме верёвочки от колбасы. Бермята повертел её в пальцах, как бы прикидывая, не сжевать ли и верёвочку, но, опомнившись, нахмурился и верёвочку выкинул.
И тут в дверь позвонили.
– О! – сказала Настасья. – Это к нам!
И пошла к лестнице. С ней вместе спускалась Гризельда. А потом снизу послышался вопль. Это был даже не вопль ужаса, а вопль финальный, сообщающий: «Всё! Я готов!» Бермята и Ева устремились вниз.
На коврике у самого входа лежал человек. Гризельда сочувственно обнюхала его сперва львиной, а после и козьей головой. Бермята погрозил ей кулаком, и химера удалилась.
⁂
Настасья захлопотала над гостем. Вот он чуть порозовел. Вот распахнул огромные зелёные глаза с длинными, как у девушки, тёмными ресницами.
– Вам уже лучше? – спросила Настасья.
– Да-да-да! Мне уже прекрасно!
Мужчина, вскочивший с коврика, был крайне молод – едва ли старше двадцати. Тоненький, в аккуратном костюмчике. То, что при виде химеры он лишился чувств и не проявил мужества, как видно, сильно его терзало.
– Простите, умоляю вас, простите! Мне так неловко! – взмолился он.
– За что? – удивилась Настасья.
– Я причинил вам столько хлопот! Ведь я же знал, что тут окажется химера! Меня предупреждали! Но когда я её увидел…
– Это вы должны нас извинить. Вы не первый, кого Гризельда напугала, – сказала Настасья, с интересом разглядывая юношу.
Он был не просто чистенький, а невероятно стерильный. Казалось, у него было промыто всё: лицо, шея, уши. То, что он упал на пол, терзало беднягу. Разговаривая с Настасьей, он непрерывно оглядывался и отряхивал пиджак. Галстук-бабочка, украшающий воротник его рубашки, то и дело оживал и, превращаясь в огромную бабочку, начинал складывать и распахивать тёмные траурные крылья.
– Я не представился! Младший магент Юстиниан Григорьевич Веселин, практикант магической полиции. Невер Невзорович Нахаба, мой непосредственный куратор, послал меня к вам набираться опыта! – Юноша выхватил бумажку, последовательно замигавшую двумя круглыми волшебными печатями и одним треугольным штампом.
– И за что нам такая честь? А у самого Невера Невзоровича опыта нет? – сочувственно поинтересовался Бермята.
Юноша смутился.
– Я сам упросил их! Они всё там делают неправильно! – воскликнул он.
– Где? В магической полиции?
– Да! Я же хочу достичь в профессии совершенства! А они оформляют отчётность задним числом – а оружие как хранят! По правилам – не меньше трёх метров от одного стеллажа до другого! Я промеряю – а там два девяносто пять! Или вот эта печать! Видите: место для печати здесь, а они шлёпнули её на краю!
– То есть тебя сплавили, потому что ты всех достал… – ласково подытожил Бермята.
Молодой человек не обиделся:
– Это правда. Я ничего не могу с собой поделать… но ведь существуют инструкции! Каждая строчка оплачена опытом ошибок предыдущих поколений! – он чуть ли не всхлипнул.
Настасья вздохнула:
– Ладно… Подберём ещё одну птичку со сломанной лапкой! Идём наверх, а то здесь сквозит! Как, ты сказал, тебя зовут?
– Юстиниан Веселин. В честь греческого императора Юстиниана… Но умоляю вас, называйте меня просто Юстик… Меня все называют Юстик! Юстиниан – это так длинно!
– Хорошо, Юстик! Идёмте, Юстик!
На втором этаже Юстик осмотрелся и радостно сообщил, что он себе так всё и представлял:
– Всё просто чудесно! Только вот, смотрите, стул царапает ножками паркет! Можно подклеить бархатные тряпочки. У меня чисто случайно даже есть с собой подходящая тряпочка.
– Поставьте стул, Юстик! Этим мы займёмся после! – попросила Настасья.
Молодой человек послушно поставил стул.
– Хотите чаю, Юстик? Может, с печеньем? – предложила Ева.
Молодой человек задумался. На его щеках заиграл румянец. И без того хорошенький, теперь он сделался как с конфетного фантика.
– С удовольствием. Я ничего не ел с утра. Но я отказываюсь есть и пить даром! Нет-нет, я знаю, что вам не жалко, но тут дело принципа! Я потом вымою всю посуду и пол.
– Это можно сделать и магией, – сказала Настасья.
– Что вы! Магия делает всё так неаккуратно! Она хорошо промывает чашки изнутри, но снаружи, особенно у ручки… Вы когда-нибудь разглядывали это место под микроскопом? А магическая стирка! Как-то я пытался постирать магией свою рубашку…
– Этот Юстиниан Григорьевич-млад настоящее приобретение! – шепнул Еве Бермята. – Только бы в нашу работу не лез… Мы припрягли бы его на кухне – и пусть бы набирался опыта!
Юстик пил чай обстоятельно, отставив мизинчик. Сахара насыпал себе целых пять ложек, а размешивал его печеньем, которое, размокая, оставалось в чае, образуя нечто вроде супа-пюре. Настасья с любопытством наблюдала за его манипуляциями.