Юстиниан Григорьевич-млад оторвал нарисованное ухо от своего. Лицо у него вытянулось.

– Стожара?! – переспросил он с ужасом. – Но она же не…

– Нет, она не стожар! Она вот!

Бермята сдёрнул с плеч у Евы покрывало. Юстик посмотрел на Еву и изумлённо моргнул:

– Ой, рыжьё! Не особенно, правда, много, но есть! А почему она его не прячет?

– Не научилась. Девчонка не маг, и пока непонятно, что с ней делать.

– Невероятно!

Практикант издал губами смешной звук, похожий на «цу-цу-цу», с которым морские свинки крутят железный шарик поилки, и пальцем стал сметать со стола крошки. Чистюле Юстику любая крошка на скатерти казалась, вероятно, размером с арбуз.

– Салфетку возьми! – посоветовал Бермята.

Практикант попытался взять салфетку, но, едва прикоснувшись к ней, вскрикнул:

– Ай! Обжёгся!

Из-под салфетки выбрался котошмель. Потревоженный, он шипел и гудел одновременно. Полоски у него на спине переливались. Кроме того, Ева внезапно обнаружила у котошмеля жало. Находилось оно на самом кончике кошачьего хвоста, было тонким, но довольно длинным.

Торопливо схватив котошмеля, Ева зажала его в ладони. Котошмель сердито барахтался, гудел, но жалить Еву не пытался, равно как и царапать. Юстик наблюдал за этим с таким ужасом, как если бы Ева держала раскалённый кусок металла. Палец его стремительно распухал, пульсируя при этом рыжим, как ночной светофор.

– Откуда у неё ЭТО?! – прохрипел юноша.

– Погодите, Юстик! Не размахивайте своим укушенным пальцем как булавой! У нас есть мазь… Бермята! Вот, отлично! Минут через десять опухоль спадёт. Вы, кстати, вместе с укусом впитали немного рыжья. Надеюсь, у вас не будет из-за этого неприятностей по службе.

Юстик, немного успокоившийся, разглядывал палец:

– Кошмар! Рыжьё… Однажды я случайно прикоснулся к платку, который уронила одна старушка. Хотел ей его подать… А там, представьте, было рыжьё! И оно перешло ко мне… Целых десять магров! Я ужасно испугался! Немедленно кинулся писать объяснительную! К счастью, коллеги меня успокоили! Мол, жёлтая магия – это, конечно, незаконно, но всё же больше незаконна не магия, а само убийство животных.

– Душераздирающая история! – посочувствовал Бермята.

– Ладно… Ну а мне что делать? Я тогда поеду домой! – спросила Ева, глазами отыскивая рюкзак.

– Нет! – с неожиданной решительностью сказал магент Веселин. – Теперь ни в коем случае нельзя никуда ехать! Ведь этот же полосатый… это котошмель?

– Он самый!

– Невероятно! Именно его ищет Фазаноль!

– Зачем?

– Точно не знаю… На столе у Невера Невзоровича лежал блокнот! Там было написано «котошмель» и рядом буква «F». Девочку нельзя отпускать! Или надо забрать у неё котошмеля! Посадите его в какую-нибудь банку, и я отнесу его Неверу Невзоровичу!

– Ни за что! Я его не отдам! – отрезала Ева.

Практикант с надеждой посмотрел на Настасью:

– Ну скажите хоть вы ей!

Настасья покачала головой:

– Опасно! Если у вас там и правда есть информатор, то Фазаноль узнает обо всём в считаные минуты… Пусть уж лучше котошмель останется пока у нас. Да и девочка тоже. Так будет лучше всего!

– А мама?! – возмутилась Ева. – Она же от волнения умрёт! Не говорю уж о папе!

– Хорошо… Дай телефон! – Бермята протянул руку.

– Вы хотите позвонить маме?!

– Не совсем позвонить… Увидишь сама. И не мешай, пожалуйста. Я могу ошибиться… Магия сложная.

Бермята взял телефон и, нахмурившись, как бы что-то вспоминая, начертил ногтем на экране сложный зигзаг. Потом отправил сообщение и вернул телефон Еве. И почти сразу всплыло оповещение, что сообщение прочитано. Мама, разумеется, была в Сети.

Ева уставилась в телефон, горя желанием узнать, что именно отослал Бермята. К её удивлению, в телефоне был пустой квадратик несуществующего текста. Словно кто-то набирал одни пробелы и только в конце поставил восклицательный знак. И больше ничего. Но от этого короткого текста исходил такой покой, такая сонная счастливая радость – как в новогоднюю ночь, когда, засыпая, знаешь, что утром под ёлкой будут подарки. Ева перечитала эту пустоту раза два и начала перечитывать в третий.

– Остановись! – мягко сказал Бермята. – А то уснёшь!

Ева зевнула:

– Что это было?

– Успокаивающее сообщение. Я потратил на него два магра отличной зелёной магии, – сказал Бермята. – Копировать для массовой рассылки, увы, нельзя. Оно разовое.

– А что там было написано?

– Я же говорю: успокаивающее сообщение. Что в нём написано – никто не знает. И я в том числе. Но оно успокаивающее… Чтобы убедиться – позвони сейчас маме и скажи ей всё, что хочешь.

– Вообще всё? Любой текст?

– Да. Вообще любой. Всё, что в голову придёт!

Ева позвонила:

– Мам, алло! Меня чуть не сожрала химера, а потом похитили неизвестные маги! Сейчас я в Доме-музее Чехова. Домой в ближайшие дни не вернусь! Корми, пожалуйста, моих свинок!

– Да-да, Ева, я всё поняла! Отдохни там хорошенько! Со школой я договорюсь!.. В крайнем случае, раздобудем справку, что ты болела! Через недельку-то вернёшься? Ты, главное, звони, когда возможность будет! Всё, пока! У меня представление!

Ева нажала на отбой и опустила руку с трубкой.

– Да-а, – протянула она и, не зная, что ещё добавить, повторила: – Да-а-а уж…

Они спустились на первый этаж, и здесь, на оленьих рогах, Ева опять увидела магический ключ. Ключ покачивался на ленте. Под ним на диванных подушках развалилась химера. Козья и львиная головы спали. Змеиная же немедленно вскинулась и зашипела. Магент Веселин пугливо попятился. Он явно не был любителем животных.

Ева посмотрела на ключ, и в памяти у неё всплыл железный шкаф с перепархивающей замочной скважиной, таившийся в комнатке за спиной Колотило.

– ШКАФ! – воскликнула она и рассказала про шкаф в трактире и про стожара, который хотел забрать что-то у Колотило, но тот не отдал.

Настасья встрепенулась.

– Ты уверена? – строго спросил Бермята.

Ева осторожно качнула головой.

– Точно уверена? Руку на отсечение даёшь? – наседал Бермята.

Ева закачала головой ещё трусливее. Теперь она уже вообще ни в чём не была убеждена.

– Нет-нет, я просто так…

Настасья погрозила Бермяте кулаком:

– Не пугай девочку! Это старый фокус! Вопрос «ты уверена?» отнимает у людей веру в себя. Всякий раз как его задают, человек пугается, и веры у него становится всё меньше.