Лукас повернулся к Грейс.

– Тебя похитил член этой организации… это к нему в гости мы приехали в Шотландию двадцать лет назад. Мой отец работал преподавателем в университете и должен был участвовать в проходившей в Глазго конференции. В эту служебную командировку он взял нас, потому что имел привычку одалживать своим друзьям в обмен на других детей на несколько дней или часов. В тот раз твои похитители…

– Ты видел их лица?

– О да, они не прятались, уверенные, что держат нас в своей власти. Мужчина и его жена.

Грейс никогда бы не подумала, что в числе ее мучителей может оказаться женщина.

– И она была в курсе того, что творилось под крышей ее дома?

– Вне всякого сомнения, потому что даже сказала нам, что мы счастливые дети, поскольку участвуем в этом развивающем эксперименте.

Инспектор на мгновение прикрыла глаза, чтобы прийти в себя.

– А их имена ты знаешь?

– К сожалению, нет. Они специально не обращались при нас друг к другу по имени.

– Как ты узнал, что я там, заперта в подвале?

– Хозяин дома предложил моему отцу попробовать новинку, которую ему недавно предложила его жена и которую он придерживает в холодке подвала. Мой отец отклонил предложение, потому что чувствовал себя уставшим после поездки, но все-таки не смог устоять перед приглашением хозяина, который желал показать ему свою новую добычу. И поскольку эти два извращенца отправились получать садистское удовольствие, наблюдая за своей маленькой жертвой, мы узнали, где тебя держат.

Лукас некоторое время смотрел в пустоту, углубившись в воспоминания.

– Помню, рядом с местом, где тебя заточили, стояло кресло-каталка. Хозяин дома сказал, что оно для того, чтобы перевозить тебя в его комнату, когда ты под действием транквилизаторов.

Вот откуда у меня это кошмарное воспоминание, – подумала Грейс. – Не мой мучитель, а я ездила в этом кресле.

– Затем, – снова заговорил Лукас, – хозяин открыл перед нами дверь, чтобы мой отец мог рассмотреть тебя вблизи. А мы стояли в стороне. Я помню, как увидел тебя, съежившуюся в углу, в темноте, отвернувшуюся к стенке. Но основное мое внимание привлек ключ от твоей камеры, который этот человек сунул в левый карман своих брюк. Потом, пока мой отец и хозяева дома беседовали в гостиной, а мы ждали в коридоре, я сказал брату и сестре, что надо помочь тебе бежать. Они сразу согласились, и мы разработали план. На следующий день мы должны были ехать в Глазго. Друг моего отца рассчитывал пользоваться нами до самой последней минуты. Пока он ходил из спальни в спальню, мы сумели украсть у него ключ. А чуть позже, в момент прощания, мы все стояли перед домом. Соврав, что что-то забыл наверху, я сбежал в подвал и выпустил тебя с помощью драгоценного ключа, который прятал в своем рюкзачке. Тем временем мои брат и сестра отвлекали разговором внимание отца и его друзей. Я незаметно вывел тебя через заднюю дверь. Я так боялся, что взрослые нас заметят, но эти три мрази были слишком заняты восторженным рассказом их маленьких жертв о восхитительной поездке. Короче, я отвел тебя к машине, взятой напрокат моим отцом, усадил в багажник, а сам бросился обратно в дом. Я увидел пиджак твоего мучителя, висящий на стуле, и сунул ключ в его карман. Возможно, он подумает, что сам по ошибке положил его не туда, куда обычно. В тот момент для меня была неважна реакция этого человека на твое исчезновение. У меня в голове была только одна мысль: как бы не попасться самому. Я вернулся к остальным, стараясь вести себя максимально естественно. Наконец, мы распрощались с этой жуткой парочкой и сели в машину, чтобы ехать в Глазго. Мой отец остановился на первой же бензоколонке, чтобы залить бак. Пока он ходил на кассу, я быстренько выпустил тебя из багажника. В тот момент наши пути разошлись, Хендрике.

У Грейс защемило сердце, когда она подумала о тех событиях и о невероятной смелости этих детей.

– Значит, я обязана жизнью вам всем троим… – прошептала она.

– Ты видела только меня, потому что я был последним… но да, Марко и Хельга тоже хотели тебя спасти. На протяжении нескольких лет это помогало нам воображать, что благодаря нашему маленькому чуду ты вернулась к своим родителям и к нормальной жизни, как в сказках…

Грейс глубоко вдохнула, чтобы разжать тиски, сдавившие ее сердце.

– И вы никогда не пытались бежать?

Лукас пригладил ладонью свои седые волосы.

– Я знаю, может показаться странным, но это был… наш отец, и мы не знали ничего другого. И даже если находили все это ненормальным, он уверял, что любит нас, что не щадит сил, чтобы у нас была хорошая комфортабельная жизнь и развитие, которого нет у других детей. А кроме того, иногда просил у нас прощения и уверял, что без нас ему не жить… Мы находились под его влиянием, Хендрике. Смесь страха и мазохистской верности. Вплоть до того момента, когда моя сестра обратилась за помощью к социальным службам, а они отказались вмешиваться…

– Что? Но по какой причине?

– Потому что наш отец состоял в еще одной организации, помимо гамельнской: в сети Кентлера.

– Перед смертью инспектор, который двадцать лет назад расследовал мое похищение, намекал на действия, на которые еще никто не осмеливался в истории нашей цивилизации…

– Он был прав. Это настоящая мерзость.

– Можешь говорить, я готова, – сказала Грейс.

– Хельмут Кентлер был сексологом, психологом и преподавателем социальной психологии в техническом университете Ганновера. Он умер в 2008 году, но входил в число наиболее влиятельных людей Германии на протяжении тридцати лет, грубо говоря, с семидесятых по двухтысячные годы. Его коньком всегда была абсолютная сексуальная свобода, в частности, пропаганда сексуальных контактов между взрослыми и детьми.

– Ты хочешь сказать, что он открыто защищал педофилию?

– Был самый разгар эпохи после шестьдесят восьмого года, и подобные рассуждения вписывались в гордо провозглашаемый «антифашистский» постулат «запрещено запрещать». Ты слышала эту формулу, нет?

Грейс кивнула.

– Таким образом, Кентлер, сам педофил-преступник, публиковал статьи и даже книгу в помощь родителям с советами, как давать их детям максимально продвинутое воспитание.

Молодой человек говорил монотонным голосом, как будто потерял интерес к рассказу.

– Я еще помню наизусть несколько абзацев, которые прочитал уже давно, в те времена, когда, как и ты, пытался найти виновных. «Родители должны осознать, что хорошие доверительные отношения с их детьми могут сохраняться только, если дети не видят отказа в их наиболее настоятельных потребностях, таких, как сексуальные. В случае сексуального контакта между детьми и их родителями худшим для родителей может быть паника и обращение в полицию. Если взрослый внимателен и нежен, ребенок может даже получить сексуальное удовольствие от контакта с ним». А заканчивал он защитную речь в пользу декриминализации педофилии такими словами: «Чем скорее такие отношения будут декриминализированы легальным путем, чем большую ответственность взрослые будут чувствовать перед юными, тем большие положительные последствия для их развития следует ждать». Эта работа вышла в 1975 году, разумеется, проиллюстрированная многочисленными фотографиями детей и их родителей. Голых. И многие газеты устроили ей рекламу.