Надо сказать, что помимо научно-практической ценности средневековые труды по хирургии имели еще и идеологическое значение. Самим фактом своего существования они «реабилитировали» хирургию, доказывали обществу, что хирургия — это наука, а не ремесло. К сожалению, понадобилось несколько столетий для того, чтобы вернуть хирургии незаслуженно отнятое у нее доброе имя. Лишь во второй половине XIX века на хирургов перестали смотреть свысока как на «недоврачей». Знаете ли вы, что в начальный период правления королевы Виктории[79] хирургов не принимали в светском обществе, поскольку они занимались «презренным ручным трудом». Родись Джон Ватсон на полвека раньше, он ни за что не смог бы написать столько рассказов о своем друге-сыщике, поскольку в большинстве домов, ставших местами преступлений, его бы не пустили дальше порога. Хирургов «замечали» только тогда, когда были нужны их услуги. И это несмотря на то, что король Генрих Восьмой оказал членам гильдии хирургов и цирюльников великую честь, запечатлевшись с ними на одной картине, написанной его придворным живописцем Гансом Гольбейном-младшим[80]. К слову будь сказано, что объединение цирюльников и хирургов в одну гильдию, закрепленное парламентским актом от тысяча пятьсот сорокового года, стало для хирургов радостным событием, поскольку статус цирюльников в то время был выше статуса хирургов. O tempora, o mores![81] В качестве бонуса хирурги получили разрешение на ежегодное вскрытие четырех тел казненных преступников! Король Генрих, часто прибегавший к услугам врачей, был о них не очень-то высокого мнения, но он не мог упустить шанс сделать еще что-то наперекор римским папам[82]. Просил же короля об объединении хирургов с цирюльниками его придворный хирург Томас Викер, написавший первый учебник по анатомии человеческого тела на английском языке.

Но все, о чем только что было сказано, произошло уже в XVI веке, в начале Нового времени, а в Средние века к хирургам в Англии относились точно так же, как и по всей Европе, и английская медицина столь же сильно погрязла в схоластическом болоте.

До XIII века, когда в Оксфордском университете появился медицинский факультет, английские врачи уезжали учиться на континент. Надо сказать, что преподавание медицины в Оксфорде, как и в отпочковавшемся от него Кембридже[83], мягко говоря, не было блестящим. Да и откуда взяться блеску, если Англия находилась на задворках Европы, вдали от тех путей, по которым шел обмен знаниями? К тому же в обоих университетах приоритет отдавался богословию, после которого шла столь любимая англичанами юриспруденция, а медицина и философия по значимости находились на последнем месте, в роли нелюбимых падчериц, связанных по рукам и ногам схоластическими путами.

В доказательство высокого качества обучения медицинским наукам в Англии рьяные патриоты любят ссылаться на то, что подавляющее большинство придворных королевских врачей обучались в Оксфорде или Кембридже. Раз уж короли считали возможным доверять им свое здоровье, значит — они были наилучшими специалистами в Европе. Но давайте сконцентрируем внимание на доверии, поскольку вся суть в этом. Могли ли английские короли доверять иностранцам больше, чем своим соотечественникам, про которых было известно все и у которых обычно имелись родственники — заложники, служащие гарантией лояльности? Добавьте к этому постоянные раздоры наших монархов с иностранными, и вы поймете, что лучше своего английского врача для английского короля быть не могло. Тем более что в Средние века лечить умели лишь единицы, а подавляющее большинство подменяли лечение схоластикой. Время Гарвея, Вартона, Гаймора, братьев Хантеров и сэра Персиваля Потта[84] еще не пришло…

К месту можно вспомнить выражение, которое приписывают Эдуарду Третьему[85]: «Врачам могут доверять только дураки или же те, кто никогда не болел». Короля можно понять. Вот описание лечения мужчины, половой член которого «начал опухать после соития и причинять сильные страдания жжением и болью, а на кончике плоть его омертвела». Недолго думая, врач отрезал отмершие ткани ножом и прижег послеоперационную рану… негашеной известью. Негашеной известью называют оксид кальция, который при взаимодействии с водой превращается в гидроксид кальция — едкую, агрессивную щелочь. Удалив омертвевшую ткань, врач причинил в месте операции сильный ожог, следствием которого должно было стать еще большее омертвение. Правда, описание этого случая из практики завершается сообщением о том, что пациент благополучно выздоровел, но в это как-то не очень верится.