– Да вы что, ребята, сегодня ведь 4-е Июля, праздник. Будет салют. Куча приезжих. Все кемпинги и мотели забиты. Приезжайте завтра, а сегодня извините, мест нет.

– А где же нам ночевать сегодня? – спросили мы. Он только плечами пожал. Мы для верности ещё с час покружили по окрестностям, но, как он и обещал, мест нигде не было. Смеркалось. Мы уж совсем отчаялись, как у дороги увидели съезд в густой лес. На придорожном столбе была надпись: «Парк Штата. Добро пожаловать. Разжигать огонь и оставаться на ночь запрещено». Жена сказала: «У нас выхода нет. Давай найдём в лесу какую-то полянку, поставим палатку, переночуем, а рано утром тихонько уедем. Сегодня ведь праздник, все гуляют, нас тут никто не заметит».

Дорога была пустынная. Далеко у горизонта виднелись огни какого-то посёлка. Мы заехали в лес поглубже, во мгле нашли подходящее место, запарковали машину под деревом и рядом поставили палатку. Надули матрацы, забрались внутрь, рассказали ребёнку сказку, выключили фонарик и собрались спать.

Вдруг на брезентовых стенах и потолке палатки я увидел красные и белые сполохи. Что такое? Я выглянул наружу и увидел на дороге четыре машины, три из них были с мигалками. У машин стояли вооружённые полицейские и светили мощными фонарями на нашу палатку и машину. Мы выползли наружу, понимая, что влипли.

Из группы незваных визитёров вышел пожилой человек в штатском и направился к нам. Подошёл, протянул руку и очень приветливо сказал:

– Добрый вечер, поздравляю вас с 4 Июля. Меня зовут Билл, я мэр городка, что в трёх милях отсюда. Позвольте узнать, почему вы здесь в парке поставили палатку? Вы разве не видели надпись, что это запрещено?

Я пожал мэру руку, тоже поздравил его с праздником и сказал, что нам негде ночевать. Пообещал – мы только тут переночуем, никаких костров разжигать не будем и рано утром тихонько уедем. Но мэр вздохнул и грустно сказал, что по закону в этом парке ночевать нельзя и мы должны немедленно снять палатку. Я пытался ему объяснить, что из-за праздника мы не смогли нигде найти ни кемпинг, ни мотель. Жена моя на 8-м месяце и неважно себя чувствует (что было весьма заметно), ребёнку пять лет и он капризничает, мы ужасно устали. Обещаем вести себя тише воды, ниже травы, не мусорить, только позвольте нам тут на полянке переночевать.

Мэр опять вздохнул, покачал головой и сказал, что рад бы нам позволить, но ведь это ЗАКОН и ничего с этим поделать невозможно, а потому мы в лесу ночевать не можем. Мы втроём начали его упрашивать чтобы он сделал исключение. Но он только удивлённо на нас смотрел и никак не мог взять в толк, какое тут может быть исключение, если это Закон, а из законов ни для кого не бывает исключений – если он нам разрешит, значит и всем прочим тоже будет обязан разрешать. Страшно подумать – развалится весь законный уклад жизни и что будет с Америкой? Неожиданно он широко улыбнулся и спросил:

– Ну, а если я вам найду место в кемпинге, вы уедете отсюда добровольно?

Мы в один голос закричали, что только рады будем! После этого, мэр подошёл к полицейской машине и стал с кем-то говорить по рации. Потом кивнул полицейским, чтобы помогли мне снять и упаковать палатку, а затем всем кортежем мы выехали из леса. Впереди шла полицейская машина с мигалками, за ней ехал мэр в своей машине, затем мы, и замыкали процессию два полицейских крузера, тоже с мигалками. Вот такой важной колонной мы проехали городок под изумлёнными взорами зевак, а потом прибыли в тот самый кемпинг, где до того не было мест. Мэр зашёл в офис и через минуту вышел оттуда с хозяином и сказал, что по его просьбе для нас будет выделено место для палатки. Опять поздравил нас с праздником и они все уехали. Вот такой хороший человек – и закон уважил, и нам помог. А мог бы и выдворить взашей…

4. У нас в Сан Диего, что Южной Калифорнии, есть дурацкий закон, по которому нельзя с 9 утра до 4-х часов дня гулять с собакой в парках или у океана. То есть в 3:59 пополудни – никак, а вот в 4:01 – пожалуйста, гуляй. Какой бюрократ и с какой целью это придумал – никто не знает. Смысла в этом ограничении нет никакого, но закон есть закон и о нём оповещают надписи вдоль всего приморского променада. Как-то раз, без четверти четыре я запарковал машину и пошёл со своим пёсиком Тимми по дорожке у океана. Тут же ко мне подскочил эдакий американский престарелый Павлик Морозов и заявил, что я нарушаю закон, так как ещё нет четырёх часов, и если я не сойду с тротуара, то он вызовет полицию. Меня разобрало зло и я решил, что с дураками надо говорить по-дурацки, поэтому я ему вежливо ответил:

– Вы правы по сути, но у меня есть на это специальное разрешение.

– Да неужто? – ехидно сказал Павлик, – интересно, кто же дал вам такое разрешение?

– Мне его дал наш губернатор Шварценеггер.

Любитель законов осёкся, заморгал, а потом уже осторожнее спросил:

– С какой стати губернатор будет давать вам такое разрешение?

– Очень просто, – ответил я, – потому, что я его родной брат.

– Ой, – крякнул мой собеседник, – извините, мистер Шварценеггер, я не знал…

И дал дёру. А как ещё с дураками?

Но это я так, ёрничаю. Жить в стране Закона – ой как удобно и спокойно.

Нет, уважаемый читатель, я вовсе не собираюсь писать про мечты простого советского человека побывать за кордоном, то есть заграницей, и хоть одним глазком, как Кутузов, взглянуть на Париж. Про это уже написано много и мне тут добавить нечего. Я хочу рассказать здесь несколько баек про совсем другой «кордон», а точнее – o поездках за пределы Соединённых Штатов, где я имею удовольствие жить последние 40 лет.

В отличие от Совка, что представлял собой истинный социалистический лагерь во всех смыслах этого слова, США никогда не заботились о том, чтобы не выпускать своих обитателей за рубеж. Пытались только, когда успешно, но чаще нет, ограничить въезд в страну тех, кого они здесь не хотели видеть. Раньше это были, например, заразные больные, затем коммунисты (тоже зараза опасная), а сейчас – потенциальные террористы. В основном, США хотят чтобы не приезжали массы нахлебников и преступников и не завозили в страну некоторые нежелательные вещи, например, оружие, наркотики, и ещё растительные и животные продукты.

До трагедии 11 сентября для граждан или постоянных жителей въезд в страну был довольно прост. На границе им обычно задавали вопрос: «Где вы родились?» или «Какое у вас гражданство?». Никаких документов не спрашивали, если ответ был, что родился в США или есть американское гражданство. Верили на слово. Вот такая была благодать.

После многих лет советской жизни не было для нас в Америке большей радости, чем поехать заграницу. Особенно в первые годы. Это был какой-то странный условный рефлекс – при слове «заграница» челюсть отвисала, взгляд стекленел, пульс нарастал и, как у павловской собаки, происходило отделение слюны. До нас как-то ещё не доходило, что мы уже за границей.

Зимой, году эдак в 1981-м, когда у нас с женой ещё не только гражданства, но и «зелёной карточки» не было, нам ужасно захотелось поехать в отпуск куда ни-будь в жаркие экзотичные места, лучше всего на острова Карибского моря, овеянные пиратской романтикой из книг детства. В турагентстве нам объяснили, что без документов за границу нельзя, но можно поехать на американский остров, например, на Сан-Томас. Так как это территория США, то можно просто купить билет на самолёт и всё, а границу формально пересекать не надо. Мы купили билеты, прилетели на Сан-Томас и провели там чудную неделю – купались, загорали, ныряли с аквалангами. Когда настало время лететь обратно на материк, мы приехали в аэропорт, получили посадочные талоны и направились к трапу самолёта. И тут с ужасом увидели, что у трапа стоят офицеры американской пограничной службы и спрашивают пассажиров: «Где вы родились?» Мы поняли, что если мы скажем, что родились в СССР и не имеем при себе никаких документов, кроме водительских прав, нас в самолёт могут не пустить и будет большая морока с доказательством того, что мы имеем законное право быть в США. Что делать? В те далёкие годы мы ещё не избавились от советской привычки крутить и выкручивать. Поэтому решились на маленький обман – соврать, что мы родились в Нью-Йорке. Впрочем, враньё это было совсем не безобидное – в Америке обман официальных лиц если не преступление, то весьма серьёзное нарушение закона.