Именно к последним принадлежала и Топси, на которую я сейчас направлялся, устроившись в компенсаторе и настраиваясь на предстоящий прыжок.

Осечка на Топси (девятнадцатый-двадцатый конвенционные дни событий)

Обычно, разместившись в компенсаторе и обождав, пока он не приноровится ко всем особенностям моего тела, я засыпаю и все время прыжка провожу в созерцании приятных картин, не имеющих ничего общего ни с кораблем, ни вообще с Простором, но целиком посвященных Теллусу и тем людям на нем, с которыми мне хотелось бы встретиться еще не один раз. Однако на этот раз о сне пришлось забыть. Предчувствие обещало мне гораздо более активное времяпрепровождение.

Прежде всего — теперь можно стало, находясь в относительной безопасности, спокойно и хладнокровно обдумать и ситуацию, в которой я оказался, и дело, которое мне еще предстояло сделать.

Я попытался разобрать на кусочки и трезво проанализировать ту информацию, которую успел набрать. В этой связи сразу же возникло несколько вопросов.

Я мысленно пролистал все, что успел прочесть и услыхать за последние дни. Много, слишком много оставалось белых пятен. Ну что же: с отсутствием нужных данных я сталкивался, пожалуй, в каждом из дел, какими мне приходилось заниматься. Это стало как бы одним из основных правил игры. Но какие-то выводы можно было сделать и сейчас. Я постарался сосредоточиться, чтобы не упустить ничего важного.

Итак, что же мы имеем? Существует некое дерево. С ним связано некоторое количество открытых вопросов. Росло ли это дерево на Синере и до освоения планеты — или пришло туда с людьми? Если пришло — то где его подлинная родина? Или, быть может, оно продукт биологии, генетики, вернее — генной инженерии? Если второе — чей это был замысел, какова была его цель? Если первое — то каким образом удалось выяснить, что уракара оказывает на людей определенное воздействие, если сами синерианские колонисты его влиянию не подвержены? Далее: как попали семена (или, быть может, ростки) уракары на Тернару? Ветром занести не могло. Кто-то завез случайно — или они были привезены намеренно и высажены именно там, где нашлись подходящие условия для их роста? Нашлись условия — или были созданы? Иными словами: случайность или заговор? Если заговор, то — чей? Целиком и полностью синерианский? Точно утверждать я в этот миг не мог, но помнил, что Синера в подобных делах никогда раньше не была замешана. Кстати, и от перенаселенности, помнится, этот мир не страдал. Следовательно: действительно ли иммиграция на Тернару — синерианская? Или этот мир — только вывеска, своего рода маскировочная завеса, за которой орудует кто-то другой? Если так — кто и с какой целью? Просто ли кому-то оказалось тесно в своих пределах или же дело не в жизненном пространстве, а в каких-то более обширных — и, не исключено, гораздо более опасных планах?

Вопросы росли как грибы после дождя. Ответов пока не было.

Тем не менее я ощутил, что у меня наконец проснулся какой-то свой, личный интерес к этому делу — или, возможно, к делам: интуиция подсказывала, что здесь я налетел, может быть, на айсберг, о подводной части которого пока, за скудостью данных, не мог даже догадываться. Вернее — мог, но не позволил себе. Чрезмерное количество версий, пожалуй, ничем не лучше, чем полное их отсутствие: когда версий нет вовсе — их ищешь, а когда их много — можешь ненароком пропустить единственно верную: она часто выглядит достаточно неправдоподобной.

Самой же неправдоподобной была…

Но сейчас я не позволил себе углубиться в разжевывание этой версии. Не ко времени было. Отметил только: если она хотя бы близка к истине — то просто страшно становится представить…

Ну, может быть, я действительно смогу кое-что сделать в сложившихся обстоятельствах.

Но мне нужно куда больше серьезной информации, чем у меня имеется. Верига, лжепокойник, обещал пополнить ее, но теперь этого уже не сделает. Или?..

Если на Топси мне удастся осуществить задуманное, то следующим местом, куда я направлюсь, будет скорее всего Синера.

Но для начала нужно попасть хотя бы на Топси. Есть люди, которым хотелось бы этому помешать. И они, конечно, не ограничатся отвлеченными пожеланиями. Они уже действуют.

Пока что они (благодаря фокусу с личными кодами) меня потеряли. Но, конечно, уже принялись искать. Широким поиском. На всех входах вневремянки. И на бортах, стартующих с Теллуса.

Корнет, успевший сесть в последнюю минуту. Болтливый паренек. Совершенно вроде бы безвредный.

Но просмотр его сознания показал совсем другую картину.

Человек из Службы власти "О".

Другие преследователи пока отстали. Хотя, может быть, и как раз наоборот. Опередили. Не сопровождают, но ждут.

Корнет меня, естественно, в лицо — в сегодняшнее мое лицо — не знает. Значит, будет проверять. Именно меня. Обоих солдатиков он уже обшарил — все их неглубокое сознание. Я отлично чувствовал, как он это делал. Но когда попробовал войти ко мне, наткнулся на крепкую защиту. У меня просто не было времени построить фантомную картину сознания, и пришлось действовать самым простым образом. Парень — к его чести — не стал пытаться взломать блок; решил, видимо, выждать. Но ясно, что я стал для него серьезным подозреваемым.

Так что с его стороны можно ожидать активных действий в самое ближайшее время. Похоже, он неплохой практик.

Ладно — будем ждать…

Какую-то часть неимоверно растянутого прыжкового времени я спокойно лежал, наблюдая за тем, что происходит — или, вернее, не происходит в каюте, — потому что и на самом деле ничего не происходило. Наблюдать было удобно: выгнутая сундуком крышка компенсатора была прозрачной. Так что я хорошо видел, как дверь каюты распахнулась, вошел корабельный ревизор, чьей задачей было проверить, все ли пассажиры угнездились перед прыжком так, как положено по инструкции, посмотрел сквозь крышку на корнета, потом на меня, остался доволен порядком и вышел. Корабль нырнул в прыжок и уравновесился в Просторе; теперь оставалось лишь ждать, пока он, выждав необходимое время, не совершит выхода в нормальное пространство. Именно в это время, по моим прикидкам, и должно было что-то произойти — если, разумеется, мои ощущения были верными.

Они и на сей раз не подвели.

Как только тело привыкло к странному ощущению, всегда возникающему при выходе из Простора (ты чувствуешь себя как бы стремглав падающим в бесконечной пустоте — и вместе с тем совершенно замершим во времени), я увидел, как крышка второго компенсатора медленно, словно с опаской, начала подниматься, на полдороге замерла — было ясно видно, что корнет уже не лежит, а сидит в своей скорлупе, — потом отворилась до упора, и он вылез. Я наблюдал за ним, чуть приподняв веки, при скудном освещении, какое давал маленький дежурный плафон, мой сосед не мог заметить, что глаза мои не совсем закрыты. Плавно, бесшумно передвигаясь, он пересек каюту (для этого достаточно было двух шагов) и склонился над моей дорожной сумкой, что лежала в зажиме, совершенно беззащитная. Корнет обшарил ее со сноровкой, говорившей о немалой практике; извлекал предмет за предметом, неспешно осматривал и клал на стол, потом лез за следующим. Я, в общем, уже догадался, что ему нужно, знал, что в сумке он этого не найдет, но решил его об это не предупреждать, чтобы не облегчать его задачу. Корнет добрался наконец до лежавшего в самом низу моего оружия: дистанта и того сериала с последними накрутками что я позаимствовал у покойной дамы-стрелка, повертел руках, покачал головой, взял на изготовку и сделал вид, что стреляет. Я все еще сохранял спокойствие: стрелять в этих условиях он не станет, это было совершенно ясно, хотя он мог бы, конечно, попытаться инсценировать самоубийство — если его задачей было, кроме обыска, нейтрализовать меня (я все более укреплялся в мысли, что так оно и было, но решил выжидать до пределов возможного). У меня не осталось сомнений в том, что корнет пришел к очень не благоприятному для меня заключению, и если даже не идентифицировал меня, то все равно решил, что я человек нехороший, опасный: нормальный вояка сдал бы оружие при посадке, чтобы получить его в целости и сохранности после окончания полета, я же этого не сделал. Так что если я и не тот, кого он ищет, то, во всяком случае, могу оказаться пиратом или еще кем-нибудь в этом же роде. Поэтому у него есть право поступить со мною крутенько.