Естественно, ее брат-развратник догадался о том, что случилось, и попытался шантажировать Казанову, но безуспешно. Возможно, на данном этапе Казанова снова всерьез рассматривал возможность брака с Катариной и планировал сделать ее беременной и, следовательно, принудить ее родителей дать за дочерью щедрое приданое. Усердно и часто, как он пишет, вдвоем они работали над доказательством их близости, «общего мига блаженства».

Ко времени возвращения Христофоро Капретта в Венецию, где-то в начале лета 1753 года, Пьетро за долги сидел тюрьме, а Катарина действительно оказалась беременна. Казанова убедил Брагадина просить за него у Капретта-отца, простого купца, хотя и богатого. Однако даже уговоры вельможи не смогут изменить того факта, что Казанова имел неясное будущее и сомнительное происхождение из театральной среды. Капретта не только отказался, но, не зная о беременности, вынудил свою сестру отправить Катарину в монастырь Санта-Мария-дельи-Анджели в Мурано, куда к середине июня бедняжку зачислили в воспитанницы.

Мурано служил местом обитания для нежелательных детей, сирот и своенравных девушек вроде Катарины. Здесь располагалось несколько монастырей, а монастырь Санта- Мария-дельи-Анджели на подветренной оконечности главного канала острова был одним из старейших и крупнейших. От обители мало что осталось в наши дни, но сохранились церковь и некоторые фрагменты садовой ограды, а также несколько маленьких дверей, ведущих вниз к набережной, которая помнила немало тайных побегов. Над входным арочным портиком можно увидеть барельеф с Девой Марией, которая игриво смотрит на архангела Гавриила, поверх книги. Одна из таких дверей послужила Казанове, отсюда к нему на тайные свидания убегала Катарина, или. «К. К.», как он назвал ее в своих воспоминаниях, выходила Лаура — послушница, которая помогла ему установить связь с возлюбленной, и наставница Катарины монахиня, личность которой остается неопределенной, он называл ее «М. М.».

В восемнадцатом веке от главных островов Венеции к Мурано и обратно ходил traghetto, или паром, а также у Калле-де-ла-Мальвазиа пассажиров ждали наемные гондолы, чугунные сваи, к которым швартовали большие суда, напоминают конструкции моста. Эту часть Венеции Казанова успел изучить до мелочей, за время истории с Катариной и всех последующих связанных с нею интриг. Неподалеку находилась крошечная церковь Сан-Канциан, где путешественники могли подождать транспорта и заодно помолиться за безопасный проход судов. Здесь Казанова и встретил послушницу Лауру, которая работала курьером для мирских и обладавших хорошими связями венецианок — монахинь и воспитанниц монастыря Санта-Мария. Она согласилась передавать письма Казановы Катарине во время своих регулярных выездов за покупками и брать у нее письма для него. Со временем Лаура будет делать больше. Вокруг Сан-Канциан есть шесть столбов, традиционно ставившихся у венецианской церкви, а справа от входа находятся исповедальни. В этих исповедальнях Казанова оставлял записки, еду и одежду, поскольку беременность Катарины стала главной заботой молодой супружеской пары и монахинь, в интересах которых было сохранить тайну.

Все это представляет настоящего Казанову в совершенно ином свете: молодой человек, будущий отец, влюбленный, одинокий в палаццо Брагадина, помышляющий о самоубийстве (по его собственным словам); церковному браку его мешали препоны старшего поколения и традиционное устройство монастыря. Все было сложно и скверно.

Вернувшись в Сан-Самуэле, Казанова повидал бывшего любовника своей матери Джузеппе Имера, театрального импресарио, и у него встретил свою подругу детства, Терезу Имер. Она давно покинула Венецию, оставив малодоходное место у окна дома на Калле-делла-Дука Сфорца, где она заигрывала с прохожими, вышла замуж за хореографа Анджело Помпеати и теперь пела в опере в Байройте. Карьера ее складывалась в венецианском стиле — певица и куртизанка, Терезу содержали маркиз де Мон-Перни, директор оперного театра в Байрейте, и правящий маркграф Фредерик фон Гогенцоллерн, шурин Фридриха Великого. При этом с Помпеати у нее было двое детей.

Ее любовные дела были достаточно запутанными, но при возвращении обратно в Венецию в 1753 году она переспала с Казановой — они не видели друг друга со времен их юношеского флирта в палаццо Малипьеро в 1740 году — и единственная совместная ночь привела к зачатию ребенка. Это случилось в разгар романа Джакомо с Катариной, так что в конце весны 1753 года беременными от него оказались две не знакомые друг с другом молодые женщины. Отец Катарины был прав, утверждая, что Казанова непригоден для брака, но у самого Джакомо ушло много времени, чтобы понять то же самое и чтобы это стало очевидным для Катарины.

Беременность Катарины протекала плохо, и в конце июля 1753 года у нее произошел выкидыш. В критический момент Казанова переехал в крошечную каморку в доме Лауры, чтобы быть ближе к Катарине, и с помощью послушницы смог переправить тюк необходимых простыней и салфеток, купленных в еврейском квартале. Он был ошеломлен выкидышем и кровотечением, видя, как Лаура из монастыря переносит кровавое белье в свой дом для стирки. Катарина оправилась заботами и стараниями более старшей монахини, которая, если верить письмам девушки к Казанове, была, вероятно, бисексуальна и сама немного влюблена в Катарину.

Казанова вернулся в Венецию, но по основным праздникам и в некоторые воскресенья Джакомо отправлялся в гондоле Брагадина на Мурано и переодетым присутствовал на мессе. Здесь он мог видеть Катарину, которую называл также своей «маленькой женой», хотя и не мог разговаривать с ней. Была комната для свиданий, но Катарине отказали в ее использовании. Он послал ей перстень с секретом — за изображением Святой Екатерины был спрятан его собственный портрет.

В ноябре 1753 года история приняла неожиданный оборот. В День всех святых Казанова получил послание. «Письмо было белым и запечатано воском цвета авантюрина [рыжевато-коричневого стекла, изготовляемого на Мурано]». Оно гласило:

Монахиня, которая видит Вас в церкви по всем праздничным дням в течение последних двух с половиной месяцев, хотела бы познакомиться с Вами… Она не желает обязывать Вас говорить с ней прежде, чем Вы увидите ее, поэтому даст Вам имя особы, которая может сопроводить Вас в разговорную комнату [чтобы познакомиться]. Тогда, если [Вы изволите], эта же монахиня даст Вам адрес казино здесь, на Мурано, где Вы найдете ее в одиночестве в первый вечерний час на следующий день, который сообщите ей сами; Вы сможете остаться и поужинать с ней или уйти через четверть часа, если у Вас есть другие дела.

Это было прямым приглашение к интриге.

Из-за того, что случилось дальше — полномасштабного романа с монахиней, которая оказалась старшей подругой Катерины, М. М. — этот отрывок воспоминаний может считаться фантазией, но доказательства в пользу правдивости Казановы перевешивают. Хотя личность реальной М. М., в отличие от К. К., окончательно не установлена, связь с ней в описанной у Джакомо хронологии более или менее совпадает с картиной сексуальной практики в Венеции в то время.

Казанова рисует М. М. — женщину, которая его весьма привлекала и которая покончила с возможностью его брака с Катериной — сексуально искушенной и влиятельной, что сильно разнится с нашими представлениями об обитательницах монастырей. Участие в истории французского дипломата, кардинала де Берни, которого несколько лет назад Казанова немного знал по жизни в Париже, придает событиям дополнительную правдоподобность. Иоахим Франсуа Пьер де Берни был известным распутником, коему весьма благоволило венецианское правительство: сексуальные похождения обременили его долгами перед властью в такой степени, что превосходили их только долги столь же сластолюбивого посла Великобритании, Джона Мюррея. Оба мужчины были известны связями с женщинами, которые официально приняли постриг и вступили в религиозные ордена. Это не так дико и вызывающе нечестиво, как может показаться на первый взгляд. Монастыри Венеции включали школы, музыкальные академии и госпитали и существенно отличались от того, что мы привыкли обозначать этим словом. Синьор Капретта рассчитывал, что его дочь Катарина будет находиться в обители Санта-Мария в безопасности, ожидая, когда наконец ее девственность вручат выбранному отцом для нее купцу, но гарантией этого были финансовые соображения, а вовсе не религиозные. Отец платил, чтобы держать ее подальше от Казановы и других мужчин. Многие монахини вели не монастырский образ жизни, в частности — монахини из патрицианских семей, которые привозили с собой существенное приданое, это приносило обоюдную выгоду принимающей и отправляющей сторонам — обитель получала их богатства, а их семьи отказывали им в праве вступать в брак, защищая линии наследства и олигархические союзы. Подобных монахинь Казанова встречал за игрой в ридотто или в масках на карнавале, иногда они пускались в любовные связи (с крайней осторожностью, чтобы не нанести ущерб своим монастырям и семействам) и, в целом, пользовались всеобщим сочувствием. Эти женщины, как тогда говорили, были в первую очередь венецианками, а уж потом — христианками.