Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо. Я пойду.
— Не возьмешь одежду? — улыбнулась госпожа Коул.
— Я пришлю за ней Люси, — пообещала я. — Сейчас мне надо разобраться с дежурствами, пока девочки не разбежались. И… надо сменить вам постельное белье.
Я подошла к двери, но много было недоговоренностей, они меня промучили бы весь оставшийся день и, возможно, ночь.
— Вы считаете, что Нэн виновна в смерти госпожи Лидделл? — спросила я, не оборачиваясь. — Думаете, она на это способна? Зачем?
Госпожа Коул мне не ответила, так что я повернулась. На лице ее была снисходительная улыбка — откровеннее всех признаний в мире.
Я вдруг осознала, что очень хочу есть, последний раз я ела вчера, но мне было не до того, чтобы спускаться сейчас в столовую. Я должна найти Трэвис и Мэдисон, а неплохо бы и остальных девочек. И расспросить их, лучше всего по отдельности, кто и что помнит из этой книги.
И где все-таки она может быть?
Студентки пробегали мимо меня, я пыталась выхватить взглядом из толпы тех, кто мне нужен, но поняла только, что у них, скорее всего, было занятие у госпожи Джонсон. Может быть, они уже убежали в столовую, но могли задержаться в классе.
И про гибель госпожи Лидделл то ли никто не знал, то ли всем было все равно.
Да, Кору Лидделл не любили, я даже не была уверена, что ее проводят так же, как Арчи. Но казалось страшно несправедливым, что ее смерть осталась совершенно незамеченной, с другой стороны, я каждый раз боялась паники. Я не знала, что бы предпочла на самом деле.
Я подождала, пока девочки разбегутся, и направилась в класс госпожи Джонсон. Пока шла, думала, как теперь жить. Выходить смогут только несколько преподавателей одновременно? А как же лошади, теплицы, да и припасы многие хранились вне Школы, в амбаре, но это мелочи. Нам нужно продержаться так до весны — или до того момента, как станет ясно, что смертей больше не будет. Ни одной.
Можно ли успокоить эмпуса и чем? Было ли написано про это в пропавшей книге? Или лишь ждать, пока его заставит уснуть тепло?
Я ошиблась, занятия у госпожи Джонсон были у младшего класса, со мной чуть не столкнулась заплаканная девочка, вылетевшая из двери кабинета акушерства и хирургии. Вслед ей неслось:
— Не допущу тебя до экзамена! Категорически не допущу!
Госпожа Джонсон была в гневе. Увидев меня, она вытянула шею и предупреждающе подняла руку.
— Кто нажаловался уже? Господин директор? Я говорила ей, предупреждала! Непростительно!
— Что случилось, госпожа Джонсон? — спросила я как можно более спокойно, потому что нечасто видела ее такой разозленной. Тем более на студентку младшего класса. И не так часто вместо плавной речи из уст госпожи Джонсон на меня обрушивалась лавина обрывочных фраз. — Она ведь только учится!
— Это же азы! — госпожа Джонсон потрясла воздетой к потолку рукой. — Азы, детка! Я вбиваю их с первого же занятия! Плохо вбиваю, но сколько лет я учу хирургии этих остолопиц? Ты еще даже не родилась! Вымыла руки — не смей пачкать! Уиллис ловлю постоянно, то в нос себе пальцы сунет, то всю пятерню в карман, то почешется, ладно, сейчас она хватает беднягу Джонни, он и не от такого не помрет, но… а, — она внезапно остыла. — Ты что-то хотела, детка?
Госпожа Джонсон смотрела на меня с участием. Но у меня почему-то пропали все мысли, от усталости или от голода, или от того и другого сразу. Я подошла ближе и села за первую парту. Голова немного кружилась, и я пожалела, что не попросила у госпожи Коул то замечательное снадобье, которое мне однажды так помогло.
— Госпожа Лидделл… — начала я, хотя хотела уточнить про Трэвис и Мэдисон. Госпожа Джонсон вздохнула.
— Стефани, детка… мы отнесли ее на конюшню. Девочкам, у которых было занятие, сказали, что она приболела. Правильно это или нет, но господин директор так решил, я не стала с ним спорить. По мне, так сейчас все узнают ли потом, разницы нет, но слишком часто что-то стали у нас случаться нехорошие вещи.
— И Нэн, — прошептала я.
— Детка, детка… — Госпожа Джонсон наклонилась ко мне, протянув руку, я могла бы предположить, что она хочет погладить меня по голове, но она бы не дотянулась. Потом она замерла, вытянув шею еще сильнее, и словно принюхалась.
Меня прошиб холод: госпожа Джонсон могла догадаться, что я тайком заходила в чужую комнату. Чем таким могло пахнуть у Джулии или в комнате Коры Лидделл? Травами госпожи Коул?
Но госпожа Джонсон ничего не сказала, с кряхтением пошла к ледяному шкафу возле окна. Некоторое время она в нем сосредоточенно копалась, потом вернулась к кафедре, достала из ящика не очень чистую чашку, посмотрела на нее с сомнением, снова вздохнула и налила какое-то средство. По классу пополз едковатый запах — значит, препарат, а не снадобье, — а госпожа Джонсон поставила чашку на кафедру, плеснула до самых краев воды из графина и сунула чашку мне.
— Пей.
Мне не хотелось ничего пить. Жажда меня не мучила, только голод, и я вяло попыталась отказаться.
— Я недавно пила чай с госпожой Коул, — призналась я. По крайней мере, я не стала скрывать, что была у нее, и могла бы объяснить зачем, если бы меня об этом спросили.
— Это алхимический препарат, — госпожа Джонсон еще раз ткнула мне в лицо чашкой. — Не слабенькая чепуха, как та, что варит Коул, потому что еще немного, и ты сорвешься, детка. Я знаю, что я говорю. Этот препарат дают роженицам, когда у них совсем не осталось сил, и стоит эта доза как половина моего жалования за месяц. Я хочу помочь тебе, Стефани, так что пей.
Препарат был отвратителен на вкус, но я послушно опустошила чашку. Прибавилось ли сил, я не поняла, во рту остался кисловатый привкус, и пить теперь мне захотелось намного сильнее.
— Мэдисон придет на дополнительные занятия? — Так было лучше, спросить не про Трэвис, которая мне нужна. — Мне надо обсудить с ней работу в теплицах…
Госпожа Джонсон покачала головой.
— Трэвис… у нее работа в конюшне. — Это не дело, необходимо поесть, приступ тошноты накатил неожиданно. — Господин Лэнгли… ему следовало обговорить это сначала со мной. Девочки теперь не будут выходить из Школы, раз даже госпожа Коул перебралась сюда?
— Ей стоило давно это сделать, — сурово заметила госпожа Джонсон. — Хотя я не пустила бы ее к себе. Я слишком стара для того, чтобы с кем-то делить свою жизнь. Тебя я всегда рада видеть, детка…
Стены класса начали расплываться. Я поняла, что мне пора уходить. Криво улыбаясь, я вышла, сделала пару шагов, и тут же желудок скрутило болезненным спазмом — не тошноты, а словно кто-то с размаху вонзил в него иглу. Я приглушенно вскрикнула — к счастью, в коридоре были только две младшие студентки, сиротливо стоявшие у окна с книгами, и они лишь равнодушно на меня посмотрели, — и бросилась в туалет.