открытым небом автомобилей, ни серого, как замызганная половая тряпка, неба над головой. Кузьма выдохнул с облегчением, упал на подушку и уставился в низкий бетонный потолок маленького, три на четыре метра, отсека.

Кошмары мучили его третью ночь подряд. И ладно бы он пережил нечто подобное наяву, так нет же. Кузьма ни разу не выходил на поверхность и знал о происходящем наверху со слов тех, кто там регулярно бывал. Все должно измениться сегодня. Вчера ему исполнилось шестнадцать. Он уже не подросток, а полноценный участник взрослой жизни мужского сообщества общины «кожевенников» со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями. Вернее, он станет им, когда пройдет Испытание.

Собственно говоря, из-за предстоящей проверки он и не спал толком последние ночи. Испытание манило и пугало его. Манило, потому что он, как и любой пацан его возраста, хотел стать настоящим сталкером, а пугало, потому что из пяти достигших шестнадцатилетия подростков только двое прошли экзамен. Большинство детей подземелья страдали агорафобией и нормально чувствовали себя только в замкнутом пространстве с одинаковой температурой, влажностью и серыми бетонными плитами над головой.

Как только выяснилось, что не все пацаны могут побороть страх перед открытой местностью, отчим Кузьмы, вместе с другими представителями «командного состава», собрал подрастающую смену в актовом зале убежища и сказал, что проваленного Испытания бояться не стоит. Мол, не всем же выходить на поверхность, кто-то должен работать на фермах и в цехах по производству защитных комбинезонов. А еще надо обеззараживать ОЗК вернувшихся с поверхности сталкеров, перевозить бочки с водой, таскать ящики с грибами и продукцией овощеводства. Да и вообще мужской работы полно и без далеких вылазок на поверхность. Взять хотя бы ремонт паровых машин. Без них в отсеках не будет электроэнергии, а выходят они из строя с завидной регулярностью. Да, паровики тоже на поверхности, но стоят-то в цехах, а там, как ни крути, хоть какая-то крыша над головой.

Многие ребята после той беседы воспряли духом. Страх не оправдать возложенных надежд дамокловым мечом висел над каждым подростком, лишая покоя и сна. Мишка Парамонов из пятьдесят четвертого бокса вообще за неделю до Испытания так сильно отощал на нервной почве, что Знахарь забрал его к себе в просторное, разделенное ширмами на больничные палаты помещение для прохождения курса реабилитации, как он выразился.

Правда, Парамон, как звали его в убежище, недолго провалялся в кровати. Не в его натуре было заниматься ничегонеделанием, витаминки да всякие общеукрепляющие средства глотать. В тот же вечер он забрал свои вещи из шкафа и был таков. Обратно его чуть ли не под конвоем привели.

– Долго мне тут лежать? – недовольно буркнул Мишка, залезая в скрипнувшую под ним койку.

– Сколько потребуется, – хмуро сдвинул седые брови Знахарь и погрозил узловатым пальцем: – Еще раз сбежишь, пристегну ремнями к кровати и лично прослежу, чтобы тебя не допустили до Испытания.

Мишка честно выдержал положенную ему неделю в «госпитале», не желая испытывать судьбу понапрасну. Знахарь был не последним человеком в убежище и легко мог привести угрозу в исполнение.

До Атаки Петр Михайлович Кошкин работал ветеринаром и в день Х случайно оказался на комбинате. Когда выяснилось, что в бомбоубежище нет никого с медицинским образованием, Кошкин предложил свои услуги, сразу предупредив, кто он по специальности.

– Животные – те же люди, только говорить не умеют, – пошутил тогда Зубрин, утверждая кандидатуру добровольца на должность врача.

Время показало, что Кошкин отлично разбирается в телесных недугах не только братьев меньших, но и людских. Он проводил операции по удалению аппендицита, делал кесарево, принимал протекающие естественным путем роды, а уж сколько вправил вывихов и залечил переломов, наверное, так с ходу и не сказать.

Поначалу Петр Михайлович очень смущался, когда его называли терапевтом, и предупреждал пациентов, что он ветеринар и может случайно сделать больно, поскольку работал с животными, а не с людьми. Быть может, за ним закрепилось бы другое прозвище, но Юрген однажды ляпнул при всех:

– Да что ты все время извиняешься, Михалыч? Вон, знахари раньше в деревнях скотину и людей лечили – и ничего. Нам вообще тут выбирать не приходится. Даже будь ты шаманом, и то бы к тебе пошли.

Вот так Кошкин стал Знахарем, и он даже гордился таким звучным, по его мнению, прозвищем.

Отчим Кузьмы всегда прислушивался к Знахарю и вполне мог отказать Мишке в праве на проверку своих сил и способностей. К слову, недельный отдых пошел парню на пользу. Он не только набрал потерянный вес, но и обрел душевное спокойствие, что помогло без проблем пройти экзамен и влиться в ряды сталкеров.

Парамон рассказывал свою историю претендентам на Испытание, чтобы помочь им справиться со стрессом, но в случае с Кузьмой все вышло наоборот. Почти всю ночь после встречи с не так давно посвященным в сталкеры парнем он проворочался с боку на бок, вздыхал да пыхтел, пялясь в низкий бетонный потолок. Дошло до того, что отчим пригрозил отстранить Кузьму от проверки, если тот немедленно не прекратит вздыхать, как лошадь. Это возымело действие, и Кузьма наконец-то провалился в беспокойный, рваный сон. Под утро ему приснился кошмар наподобие сегодняшнего, только в нем он был один и отбивался от быдляков, а не от бесформенной тени с жуткой пастью.

Следующей ночью его тоже мучили долгая бессонница и утренний кошмар. Отчим видел, что с ним происходит, но не приставал с расспросами, хотя Кузьма был бы рад поговорить с ним о своих проблемах. Сам-то он не решался подойти, понимая, что отчиму и без его заморочек дел хватает.

Кузьма приподнялся на локте и посмотрел на полочку в углу. Старые механические часы мерно тикали, отсчитывая оставшееся до включения будильника время. Тусклая лампочка стоящего рядом ночника давала достаточно света, чтобы увидеть стрелки на циферблате. Без пяти минут шесть.

Несмотря на столь ранний час, отчима дома не было: постельное белье аккуратно сложено в исполняющую днем роль табурета тумбу на колесиках, откидная кровать пристегнута прочными резиновыми лентами к ядовито-зеленой бетонной стене.

Кузьма не удивился. Он привык, что Зубр с раннего утра и до позднего вечера пропадает у себя в кабинете. В убежище с первого дня было много дел, а с тех пор, как «кожевенники» стали выходить на поверхность, забот только прибавилось.

– Подъем! – скомандовал сам себе Кузьма и спрыгнул с кровати. Шершавый бетон неприятно холодил ступни. Парень вдел ноги в резиновые шлепанцы, снял с вешалки полотенце и как был, в одних трусах, выскочил из отсека.

Цепочка ярких лампочек путеводной нитью тянулась вдоль низкого потолка, указывая дорогу к расположенному в конце длинного коридора просторному санузлу с душевой на пять леек, таким же