количеством туалетных кабинок и прикрученных к стене умывальников. Коридор в этот час пустовал. Взрослые или уже отправились на работу, или отдыхали после ночного дежурства в закрепленных за ними бытовых отсеках, а дети досматривали сны.

Кузьма открыл скрипучую дверь с заклеенным матовой пленкой стеклом. В душевой мерно капала вода из расположенных в ряд под потолком леек. Из туалетных кабинок несло характерным запахом хлорки.

Звонко шлепая резиновыми подошвами по коричневым плиткам пола, он прошел к одному из умывальников, повесил полотенце на металлический крючок и юркнул в дверь ближайшего к нему туалета.

Три минуты спустя Кузьма вернулся к умывальнику, открыл кран и тщательно вымыл не только руки и лицо, но даже уши и шею. Так-то он сперва хотел залезть под душ, но потом передумал. После выхода на поверхность все равно придется смывать с себя пот и грязь: в защитном комбинезоне так взопреешь, что хоть трусы с носками выжимай. Ну а раз помывка и так будет ближе к вечеру, нет смысла тратить воду сейчас.

С живительной влагой в общине «кожевенников» проблем не было, пока не сломался насос. Его починили и даже сделали парочку ручных помп на случай, если работающая на износ машинка опять поломается, но с тех пор воду экономили. На общем собрании Зубр объяснил, что к чему, и попросил людей бережнее относиться к стратегическому ресурсу.

Вода приносила доход наравне с продажей сушеных грибов, свежих овощей, изготовленных из огромных запасов прорезиненной ткани защитных костюмов по типу армейских ОЗК и ремонтом старых комбинезонов. Такой роскоши, как собственная скважина, не осталось у других бомбоубежищ при кировских заводах. У «металлургов» источник питьевой воды обрушился два года назад, а у «лепсенцев» такая беда случилась тремя годами ранее.

Как обстояли дела на «Авитеке», еще одном связанном в мирное время общей железнодорожной веткой заводе, никто из выживших не знал. С тех пор как между заводскими общинами завязались торговые отношения, авитековские ни разу не выходили на контакт. И вообще было непонятно, уцелел ли там кто во время Атаки.

Как-то раз Леха Белый сунулся туда со своим напарником. Вернулся один и весь седой. Собственно, Белым его стали звать после той злополучной ходки в район Филейки. Леху спрашивали, что же такого он там увидел, отчего разом весь поседел вплоть до бровей, бороды и усов, но он отмалчивался или переводил разговор на другую тему.

С полотенцем на плече Кузьма вернулся в отсек, заправил кровать, оделся и наскоро позавтракал оставленной отчимом половиной банки консервированной каши с мясом. В маленькой прихожей за шторкой надел ботинки, завязал шнурки и только хотел выйти в коридор, где с веселым хохотом бегали сорванцы из соседних отсеков, как вдруг услышал полные зависти и желчи мысли. Кто-то чужой в его голове жаловался на скотскую жизнь и маленькую, не такую, как у сталкеров, пайку.

Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Скользя спиной по шероховатой стене, Кузьма спустился на пол, сел возле двери и вытянул вперед ноги. Жадно хватая воздух обветренными губами, он смотрел в одну точку перед собой, чувствуя, как от висков к подбородку медленно катятся капли холодного пота. Никогда раньше с ним не случалось ничего подобного.

Прошло несколько минут, прежде чем Кузьма почувствовал в себе силы подняться и выйти за дверь. Первые шаги по коридору дались с трудом. Цыганята – так прозвали близнецов из соседнего с Мишкой Парамоновым отсека за смуглую кожу и густые черные волосы – даже перестали гонять мяч и с удивлением смотрели, как он шел, еле передвигая ноги и опираясь о стену ладонью с растопыренными пальцами.

– Домовой, с тобой все нормально? – спросил один из Цыганят, прижимая к груди мяч из обрезков прорезиненной ткани. Набитый тряпьем, он плохо отскакивал от пола, но это было лучше, чем ничего.

Кузьма кивнул в ответ. Цыганенок пожал плечами, бросил брату мяч с криком: «Лови!» и отбежал к прочерченной мелом линии на полу. По-видимому, это были ворота.

Ближе к лестнице на первый уровень Кузьма вновь услышал чужие мысли. На этот раз какая-то женщина переживала за ушедшего в рейд на поверхность мужа. Она одновременно гордилась им, радовалась, что в столь непростое время у нее есть надежная опора, и боялась потерять кормильца. Из трех эмоций страх ощущался сильнее всего. Он, как липкая паутина, все плотнее оплетал другие чувства этой женщины, пока не заглушил их полностью.

В животе забурчало, внутренности как будто стиснули железной рукой. Съеденная на завтрак каша с мясом наполнила рот теплой однородной массой, прихлынула к тесно сжатым зубам. Кузьма громко сглотнул, согнулся в поясе и шумно задышал носом. Оставленные сотнями подошв черные полосы на бетонном полу задрожали и медленно расплылись, как краска в воде.

Сверху послышались шаги: кто-то приближался к лестнице. Кузьма торопливо смахнул с ресниц слезы – не хватало, чтобы его увидели плачущим, словно девчонка. Вот сраму-то будет, доказывай потом, что слезы стали реакцией на резь в животе, а не проявлением боязни перед Испытанием.

Приступ внезапной боли сработал как размыкающий цепь предохранитель. В голове прояснилось, от чужеродного присутствия не осталось и следа. Кузьма еще раз провел рукой по лицу, глубоко вдохнул и зашагал вверх по ступеням.

На лестничной площадке он нос к носу столкнулся со Знахарем.

– А, это ты, Домовенок, – добродушно прогудел тот и протянул руку. – Какой-то ты бледный сегодня. Нормально себя чувствуешь?

– Здрасьте, дядь Петь! – Кузьма пожал крепкую ладонь местного светила медицины. – Волнуюсь немного, а так все хорошо.

– Ну, раз хорошо, тогда ладно. А то, смотри, могу дать успокоительного.

– Да не, спасибо, обойдусь без таблеток.

Кошкин одобрительно кивнул и, хитро прищурив глаза, поинтересовался:

– Готов к экзамену?

– Всегда готов!

Знахарь широко улыбнулся.

– А известно ли тебе, юноша, что ты ответил на мой вопрос кличем пионеров?

– Не-а, – помотал головой Кузьма и спросил с любопытством в голосе: – А кто такие пионеры, дядь Петь?

– Это длинная история. Для начала скажу, что так звали первых американских переселенцев, ну а в прошлом веке в Союзе было целое пионерское движение со своими отрядами, дружинами и даже летними лагерями.

– А в этот самый Союз тоже откуда-то переселялись?

– Ох, бедолаги, ничего же вы не знаете, – Петр Михайлович потрепал копну торчащих в стороны жестких волос Кузьмы и как-то разом помрачнел. Нижняя губа задрожала, лицо осунулось. – Что же мы наделали? Такой мир погубили, а вы теперь за чужие грехи ответ несете.

Кузьме показалось, Знахарь за мгновение постарел лет на двадцать, если не больше. Он хотел сказать что-нибудь ободряющее, но в голову, как назло, кроме банальностей ничего не приходило.

Кошкин грустно улыбнулся, бочком прошмыгнул вдоль стены и застучал ботинками по ступеням.

Кузьма проводил Знахаря удивленным взглядом. Он никогда