Она помолчала, наговорив, как ей показалось, слишком много о себе. И слишком многое выдав. Но он оперся на локоть, все еще жуя изумрудную травинку и удивленно вглядываясь в ее глаза.

— Я могу представить то место, которое ты описала. Он правит, как король, и это, должно быть, делает тебя принцессой. Поэтому я вполне могу понять, почему брак с простым герцогом не внушал тебе благоговения!

— Милорд Дефорт, дело в том, что я жила среди простых людей. И я узнала, что многие из них необычайно храбры, добры и заботливы по отношению к своим ближним. По-моему, это само по себе — благородство.

— Браво! Сказано словно настоящей принцессой, — поддразнил он. — Но скажи, неужели ты действительно считаешь, что Виргиния красивее, чем этот ручей?

— Трудно отдать чему-то предпочтение, — вежливо ответила она.

Он взглянул на бурлящую воду.

— Пожалуй, я согласен, — сказал он.

— Ты согласен? Ты видел Виргинию?

Он кивнул, улыбка изогнула его губы.

— Я владею множеством кораблей, знаешь ли.

— И ты плавал на них?

— Вдоль Американского побережья, вверх и вниз. На острова. Но мне нравится Виргиния. Согласен. То, что я видел, — очень красиво.

— О! — отважно воскликнула она, быстрым толчком выбивая из-под него локоть.

Потеряв равновесие, он упал и, удивленный, быстро поднялся, потому что она вскочила на ноги.

— Ты позволил мне болтать и болтать, делая из себя посмешище!

— Спокойно, миледи! — скомандовал он, затем сел, дергая ее за юбку так, что она крутанулась назад, тяжело упав ему на колени.

— Я не пытался делать из тебя посмешище! Мне было любопытно узнать о твоей жизни, вот и все. Ведь я знал только, что моя невеста — самое своевольное, независимое существо из всех, кого я когда-либо встречал. Я никогда не задумывался, как сильно ты, должно быть, иногда скучаешь по дому, или что тебе, может быть, не хватает отца. Я помню, как мне ужасно недоставало моего отца после… после его смерти. Ты скучаешь по дому?

— Немножко, — смущенно пробормотала она.

Он легонько погладил ее щеку костяшками пальцев.

— Возможно, мой ручей не самый красивый. Возможно, все в колониях другое — и лучше. По-моему, никогда в жизни я не встречал женщины красивее, чем ты, Роза. Зеленый огонь твоих глаз, медь твоих волос. Твои щеки — нежнейший мрамор, твоя кожа — совершенство! Да еще эта твоя фантастическая невинность. Может ли это быть настоящим?

Над ними прошелестел ветерок. Деревья зашевелились и согнулись. Он поцеловал ее в губы и опустил спиной на расстеленный на мягкой траве камзол. Пальцы его взялись за шнурки ее лифа, и он распустил их, наблюдая за ее лицом.

— Ты однажды пригрозила, что я заплачу за все, что сделал с тобой. Ты все еще настроена так же решительно? — спросил он.

Она не отрываясь смотрела ему в глаза.

— Ты обвинил меня в вероломстве и чудовищном преступлении, — напомнила она.

— Почему ты вышла за меня замуж? — спросил он.

— Ты вынудил меня! — воскликнула она. — Почему ты женился на мне?

— По-моему, потому что был в гневе, — сказал он хрипло. — Потому что я не знал… Почему ты вышла за меня?

— Потому что король наступил мне на ногу, — честно ответила она.

Он засмеялся. Рука его скользнула в ее лиф и обхватила грудь. Она закрыла глаза, переживая нахлынувшие ощущения.

— Сейчас ведь день, — напомнила она.

— А, но это — мои собственные владения, — заверил он. — Никто не осмелится побеспокоить меня. Ну, могу представить, что ты бы осмелилась, но поскольку ты со мной… — голос его замер. Губы коснулись ее губ.

Но затем он снова посмотрел на нее.

— Почему ты в конечном счете согласилась выйти за меня — кроме того, что король наступил тебе на ногу?

Он чрезвычайно затруднил возможность что-либо ответить. Она пыталась лежать очень спокойно, не обращая внимания на тепло, разлившееся по ее телу. Середина его ладони возбуждающе двигалась по соску. Она попыталась напомнить себе, что находится на открытом воздухе у ручья, но ветерок на ее щеках только сильнее раздувал в ней огонь. Он продолжал ласкать ее.

Она не открывала глаз.

— Другой причины не было. Вы с королем были настроены решительно. Меня не спрашивали. Вы все проделали без меня.

Он засмеялся.

— Неплохой результат всего одной ночи! Она открыла глаза, чтобы взглянуть на него.

— Я не участвовала в заговоре, Пирс. Я была невиновна и обижена, клянусь тебе.

Невиновна. Она должна быть невиновной, думал он. Ни один ангел не выглядел более невиновным. С волосами, разметавшимися по траве, густыми ресницами, упавшими на глаза, едва приоткрытыми губами она, казалось, почти не дышала. Лицо ее было алебастрово-белым. Ее грудь, выпростанная из вышитого лифа, была словно видение рая, в этом он был уверен.

Он иногда чувствовал, когда бывал с ней, что попадает под воздействие экзотических чар. Словно ее окружал туман волшебства. Было так легко забыть жестокость и гнев, сказанные ею слова, произнесенные угрозы…

И ее скрытность. То смех и нежность, то отчуждение. Он не мог не задумываться о том, что у нее на уме. Куда направлены ее мысли. Какие секреты таятся в манящих изумрудных глубинах ее глаз.

Он легонько прижался губами к ее губам. Она не открывала глаз.

— По-моему, ты однажды сказала, что меня следует повесить.

— Нет, — пробормотала она. — Утопить и четвертовать.

Он улыбнулся. Она пахла, как роза. Аромат смешивался с запахом густых трав. Он сдвинулся, проскальзывая рукой под подол ее юбки.

Глаза ее широко распахнулись. Неистовые, удивленные… невинные.

— Пирс! Не можем же мы… — она заколебалась, щеки ее порозовели. Несмотря на все, что они делали вместе, слова все еще трудно ей давались. — Мы не можем заниматься любовью здесь!

— Нет, можем! — заверил он.

Она попыталась оттолкнуть его, оглядываясь вокруг. Он снова прижал ее к земле. Протестующий шепот замер у нее в горле. Он не отрывал губ от ее рта, рукой под юбкой щекоча тело выше подвязок, гладя ноги.

— Боже! — прошептала она у самых его губ.

Ее уязвимость была немыслимо приятной и опьяняющей. Он едва сдвинул огромную груду ее юбок и поспешно расстегнул брюки. Он пронзил ее очень медленно, решив, что она откроет глаза и встретится с его взглядом. Она так и сделала, потом снова опустила ресницы, протянула руки и доверчиво обняла его за шею.

Он слышал позади себя журчание ручья. Ощущал ветерок, такой прохладный по сравнению с его растущим жаром. Лучи солнца слегка касались его, терпко пахла земля. Звуки природы стучали в его ушах, и он занимался любовью быстро, пылко, жадно. Огромная волна желания заполнила его, покрыла его, разбилась над ним.