— Чтоб ва… — кляп, сунутый в рот Костоправу, прервал словесный вулкан. Теперь лекарь лишь глухо мычал и бешено вращал глазами.

Китаец неодобрительно покачал головой и вновь обратился к Виктору:

— Твоя большой сибирь-человек, Вихта, делать много большой шум и говорить много плохой и непонятный слово. Когда ему затыкать рот, сразу становиться тихо, хорошо и спокойно.

— Зачем, Ся-цзы? — прохрипел Виктор.

— А? — удивленно глянул на него китаец.

— Зачем ты все это затеял?

— Моя так надо, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал Ся-цзы.

— И давно ты так промышляешь?

— Что моя давно? — не понял китаец.

— Давно, спрашиваю, в грабители подался?

— Ну почему сразу грабители? Почему твоя так плохо думать о моя, — Ся-цзы изобразил гримасу негодования и обиды.

Ишь ты, никак и вправду оскорбился? Ну прямо святая простота, блин!

— А что, хочешь сказать, ты мой товар себе не заберешь?

— Твоя товар моя забирать, конечно, и вся другая товар — забирать тоже. Зачем добро пропадать? Но не в товар дела, Вихта.

— Оч-ч-чень интересно, — протянул Виктор. — А в чем же тогда?

— В том, что твоя здеся вместе с моя.

— И чего?

— Ну, твоя сама подумать, на какой, как говорить твоя лекаря, хрена для моя здеся нужна твоя? Для моя лучше, когда моя сама покупать у сибирь-человек сибирь-товар и возить сибирь-товар в Бухта-базар. И со всякий другой товар такой торговля тоже для моя лучше. Тогда моя одна сама много продавать. Моя одна сама много получать. Для моя конкурента здеся только мешать. Без конкурента здеся моя хорошо. С конкурента — плохо.

— Теперь понятно, — невесело усмехнулся Виктор. — А что ж ты тогда нас всех сразу после чаепития не перерезал?

— Моя — купец, — улыбнулся китаец. — А умная купец не портить зря хорошая товар.

— Погоди-погоди, — тревожное предчувствие кольнуло сердце. Виктор заволновался. — О каком товаре ты говоришь?

— Твоя — сама товар, Вихта. И вся ваша, — китаец обвел взглядом связанных пленников, — тоже товар.

Костоправ замычал и забился еще сильнее. Но Ся-цзы больше не обращал внимания на лекаря.

— Твоя и вся ваша — хорошая товар. Африка-человек вчера приходить смотреть. Африка-человек соглашаться много платить за такая товар. Твоя вчера спрашивать, чем моя торговать с Африка. Моя сегодня отвечать: раб — лучшая товар для африка-человек.

Так вот, значит, какие делишки проворачивает в Бухте китаец! Приводит купцов на постоялый двор к сообщнику. Потом грабит. Обозы и товар забирает себе, людей — продает в рабство. И хрен что потом докажешь. Если вообще здесь кому-то нужны какие-то доказательства. Ордынские и сибирские купцы в Бухте — чужаки. Кто о них побеспокоится? Кто станет их вызволять? Да и мало похож на купца жалкий раб, уже закованный в цепи.

* * *

— Влипли! — процедил сквозь зубы А-Ка, подытоживая невысказанные мысли Виктора.

— У тебя не получилось взять нас тихо, Ся-цзы, — хмуро заметил Виктор. — Ночью здесь стреляли. В городе должны были услышать.

Это, конечно, было слабое утешение. Нет, судя по глумливому хихиканью Ся-цзы, — совсем никакое.

— Для твоя это никак не помогать. Здесь ночью всякое случаться. Даже городской стража бояться улица возле порт. Городской стража сюда мало ходить, почти совсем не ходить. А если и ходить, хороший плата всегда легко решать любой вопрос.

Тем временем в открытом дверном проеме снова нарисовался улыбающийся хозяин постоялого двора. На этот раз — не один. Вместе с пузаном-бухтовцем в темницу заглянул еще один знакомый. Черный «африка-человек» с устрашающей треххвостой плетью в руках.

Африканец что-то сказал бухтовцу. Тот хохотнул и, видимо выполняя роль переводчика, заговорил с Ся-цзы. Китаец кивнул и тоже улыбнулся. Затем обратился ко всем пленникам сразу:

— Ваша новый хозяин африка-человек сказать, что он делать из ваша хороший дорогой раб. Африка-человек сказать, чтобы ваша гордиться.

— Вот ведь как все поворачивается, — задумчиво пробормотал А-Ка. — А ведь когда-то, говорят, покупали и продавали чернокожих рабов из Африки.

Виктор удивленно посмотрел на Стрельца.

— Я как-то слышал такое в быличке Сказителя, — смутившись, пояснил тот.

Виктор промолчал. Вообще-то верить Сказителям стоит не всегда. Что в их былинах сказка, а что правда уже и не разберешь.

Китайский купец заговорил снова.

— Сейчас наша, — Ся-цзы кивнул на своих охранников, — развязывать ноги ваша, выводить ваша на улица и прицеплять к цепь африка-человек, — еще один кивок — в сторону черного африканца. — Кто шуметь и сопротивляться — больно-больно получать плетка.

Все было предельно ясно.

Китайцы приступили к работе. Действовали они быстро, но осторожно. Развязывали путы на ногах, затем поднимали пленников и одного за другим волокли на улицу. Тех, кто еще не очнулся, вытаскивали, даже не развязывая.

Когда взялись за Костоправа, тот яростно зарычал сквозь кляп, брыкнулся, рванулся из рук китайцев. К непокорному пленнику тут же подскочил африканец и принялся жестоко избивать лекаря плетью.

— Не дергайся, Костоправ! — скрепя сердце крикнул Виктор. — Делай, что велят! Побереги здоровье!

И посоветовал А-Ка:

— Ты тоже не сопротивляйся. Пока смысла нет.

Бежать сейчас не было никакой возможности. Следовало дождаться более подходящего момента. А дожидаться своего шанса на побег лучше не покалеченным и полным сил.

Во дворе постоялого двора на каждого пленника надели ошейник с массивным замком, пристегивающимся к длинной прочной цепи. Люди в оковах вели себя по-разному. Кто-то угрюмо молчал, кто-то не скрывал слез. А кто-то вообще еще не очнулся и не знал пока, какое испытание приготовила ему злодейка-судьба.

Из портовых кварталов их вывели на мол. На самом его конце, неподалеку от башенки мешка, у деревянного причала покачивалась на легкой волне длинная африканская галера.

По пружинящему трапу с высокими ограждениями горластые чернокожие надсмотрщики загнали пленников на судно. Здесь живой товар тормознули. Команда африканских работорговцев разбиралась с другой партией невольников. Возле открытого люка в дощатой палубе рабам развязывали руки, но от общей цепи не отстегивали. Так — скованных — и спускали в трюм. Того, кто пытался сопротивляться, жестоко избивали и спихивали вниз вместе со всеми.

Возникшая заминка у трюма дала возможность осмотреться. Виктор завертел головой.

Судно готовилось к отплытию. Вдоль бортов на скамьях по два человека в ряд сидели гребцы со сгорбленными спинами и погасшими глазами. Судя по ошейникам и коротким цепям, которыми гребцы были прикованы к тяжелым веслам, эти несчастные тоже являлись рабами. На их обнаженных, обгоревших от солнца спинах виднелись шрамы от старых, зарубцевавшихся ран и свежие, незатянувшиеся еще и кровоточащие следы от плетей.