Света выпила еще водки. Глаза у нее были совсем черными, огромными – даже белков не видно. Она уставилась этими страшными, черными глазами на Агнию и произнесла мрачно, торжественно:

– А и правда. Уйду.

* * *

Не то чтобы Агния была пьяной, нет… От двух рюмок водки не опьянеешь сильно. Но было другое – Агния ощущала, как напряженно работает ее мозг, как все чувства ее, все движения подчинены одной идее, одной цели.

Она влетела в квартиру, где жила со своим отцом, и сразу же устремилась в свою комнату. Достала огромный матерчатый баул и принялась сосредоточенно, четко метать в него свои вещи – одежду, обувь… «Что еще взять? Не забыть документы, медицинский полис, деньги… Сколько там? Сорок тысяч. Сорок тысяч рублей – это все, что мне удалось накопить. Негусто. Но ничего, на первое время хватит… Что еще? А, диск!» Агния нажала на кнопку проигрывателя – плавно выплыл диск с ее любимым мюзиклом.

«Куда его? Коробки нет… в книгу, между страниц!»

Агния засунула диск в первую попавшуюся книгу – ею оказался Гражданский кодекс РФ, втиснула книгу отдельно, в свою сумку.

И в этот момент услышала, как хлопнула входная дверь.

– А́га, ты здесь? – Раздраженный, злой голос отца.

Агния не ответила. Она пыталась сообразить, что же еще она забыла упаковать.

– А́га! – Отец ворвался в комнату – в пальто нараспашку, на шее – кремового цвета кашне, мерцание бриллиантовой булавки в галстуке… – Наконец-то! Ты где была? Ты вообще соображаешь? Я уже хотел в морг звонить, в больницы… У тебя мобильный не отвечает, ты дома не ночевала…

«Не отвечает мобильный. Точно. Взять зарядное устройство!» Агния выдвинула ящик стола, достала из него зарядное устройство, тоже запихнула его в баул.

– Чего ты молчишь? Ты где была?.. И что это ты задумала, а?.. – Он уперся гневным, непонимающим взглядом в раздутый баул, стоявший у Агнии на кровати.

– Папа, я ухожу.

– Куда?

– Не важно куда. Важно, что я ухожу от тебя, – лаконично, четко произнесла Агния.

– Сдурела, да?

Агния ничего не ответила – она сосредоточенно выдвигала ящики секретера в поисках забытых вещей.

– Это что? ПМС? Или ранний климакс?

«Скотина… Негодяй!» Агнию вдруг затрясло. Раз – и она перестала владеть собой. Душа наполнилась дикой, неуправляемой ненавистью.

– Ты убил маму. Ты! – с ненавистью крикнула она.

– Опять двадцать пять… Тебе не надоело? – насмешливо спросил отец – он, в свою очередь, успокоился, пренебрежительно заулыбался.

– Ты убил ее. Ты. Из-за тебя она повесилась!

Улыбка исчезла с лица отца, глаза стали колючими.

– Что за бред? – осторожно произнес он.

– Я все знаю. Все.

– Это тебе Кира рассказала, да? Вот уродка…

– Нет. Я сама узнала. Нашла свидетельство о смерти.

– Что-о?.. Ты рылась в моих вещах? – поразился отец, но против ожиданий Агнии он не стал впадать в неистовую ярость. Наоборот, чем дальше, тем холодней и презрительней становился его взгляд. – Поразительно… до чего ты докатилась! А я, дурак, берег тебя, скрывал правду…

– Ты не берег меня. Ты берег свой имидж! – Слово «имидж» вырвалось у Агнии как шипение. – Ты хотел быть хорошим и правильным. Лучше всех. Непогрешимее папы римского! Ты не мог допустить, чтобы люди говорили: смотрите, он довел свою жену до самоубийства! Ты придумал этот сердечный приступ, которого не было. Ты скрыл от меня смерть мамы, ты не вызвал меня на ее похороны. Я так и не смогла с ней проститься! – звонко закричала Агния.

Она еще никогда в жизни не повышала голос на отца. Это было в первый раз…

– Ах, бедная девочка… А то, что я уберег тебя от страданий…

– Уберег, как же! Ты сломал мою жизнь – так же, как и жизнь моей матери! Как и жизнь Киры! Собственного сына! Светы! Еще не знаю кого!

– Я сломал? Я? – захохотал отец. – Я – такой, какой есть… Меня просто надо принимать таким, какой я есть, понимаешь? И тогда все будет хорошо. Я – простой и открытый, люблю жизнь, люблю женщин, я прямо говорю о своих желаниях и не-желаниях… Я искренний! Только закомплексованные уроды этого не понимают… И меня не переделаешь. Какого хрена вы, бабы, от меня ждете? Сломать меня хотите? Согнуть? Не получится! Идите вон, ищите других мужиков, которые позволяют собой вертеть… Я – не такой! А не нравится – валите прочь. Травитесь, вешайтесь, бросайтесь под поезд… Я не виноват в том, что вы все – дуры. Я не виноват, что нет ее, той любви, которую вы все себе придумали… Она – только в слезливых мелодрамах! В кино, в книгах… Но в реальной жизни любовь – другая! Расстанься же ты со всеми этими бабскими пошлыми иллюзиями о принце и принцессе, о Золушке, о Призраке Оперы и тому подобной хрени!

– Вот я и валю. Ухожу. Ухожу вон, как ты хочешь… – задыхаясь, пробормотала Агния.

– И это моя дочь… Вот не думал, что у меня растет такая тупица…

– Ты меня никогда не любил. Ты… я не помню даже, когда ты в последний раз приласкал меня. Сказал доброе слово… утешил! Ты не играл со мной в детстве. Не гулял со мной… – ожесточенно произнесла Агния.

– Да, зато я работал как вол, зарабатывал денежки, ты жила в хорошей квартире, ты ходишь на хорошую работу… – с ядовитым презрением продолжил отец.

– Ой, обломилось мне от твоих денежек… Ни копейки лишней ты мне не заплатил, папочка! – засмеялась Агния, впрочем, почему-то не слыша собственного смеха. – Сэкономил на домработнице… Умно! У меня одно золотое кольцо, без бриллианта причем… Ни одной шубы никогда не было! За границу я ни разу отдыхать не ездила… Ты лишил меня любимой работы, заставил уйти в свою дурацкую контору, где от скуки мухи на лету дохнут…

– Так зачем шла? Я ж не силком тебя туда волок!

– Потому что я хотела быть рядом с тобой. Хотела, чтобы ты любил меня. Хвалил. Все. Ухожу. Ухожу из дома, ухожу из твоей конторы…

– Ты что, увольняешься? – прищурился отец.

– Да. Увольняюсь! – снова засмеялась Агния. Внутри ее все дрожало и трепыхалось, она собой не владела. – Охота мне там торчать… Там, куда ты со своими шлюхами… На всех диванах, на всех столах и стульях…

Борис Николаевич побледнел.

– О! Ты думал, я не знаю? А я все знаю! Все! И мне от тебя ничего не надо. Отдай все этой медузе, этой кукле…

– Кому?..

– Полине отдай все свои богатства! Только не думай, что она тебя любит. Вот ты меня за иллюзии только что ругал… Сам-то ими не страдай, папочка, ладно?.. – звонко произнесла Агния, с восторгом и ужасом наблюдая, как меняется лицо отца, как у него начинают дрожать от гнева губы. – Думаешь, ты ей интересен? Не смеши. Ты – старик. Старый сатир… И при чем тут любовь, при чем?