– Откуда мне знать?

– Интересно как-то. Девственник! При этом красавец хоть куда.

Томас прислонился к монастырской стене и закрыл глаза. Женевьеву схватили. Церковь до сих пор преследует ее. Когда Томас познакомился с девушкой, она сидела в темнице, приговоренная к смерти, ожидая сожжения по обвинению в принадлежности к нищенствующим сестрам, то есть еретикам. Он выругался.

– Нет смысла цитировать псалмопевца, – сказал Кин.

Томас не открывал глаз.

– Я отниму у тебя вилы и воткну их тебе в живот, – сердито пообещал он.

– Не лучшая идея, – отозвался Кин, – потому что с вилами в потрохах я тебе ничем особо не помогу.

Томас открыл глаза. Вилы опустились, так что теперь нацеливались ему на ноги.

– Ты хочешь помочь мне?

– Мой отец – вождь, понимаешь? А я – третий сын – все равно как у лошади пятое копыто. Вот он и решил сделать из меня священника. Господи помилуй, ведь очень удобно иметь в семье священника. Грехи отпускаются куда проще. Да только мне это не по вкусу. Братья будут сражаться, а моя судьба – молиться. Проблема в том, что, стоя на коленях, многого я не добьюсь. Кто мне нужен, так это человек, который даст мне коня, кольчугу и меч. Вот это мне больше по нраву.

– Боже, так ты и брат Майкл…

– Тот монах? Я решил, что он с тобой, только никто мне не поверил. Он не выглядел сильно испуганным, когда ты приставил ему нож к горлу.

– Как тебя зовут? – спросил Томас.

– Имон Ог О’Кин, – представился школяр. – Только не обращай внимания на Ог.

– Почему?

– Просто не обращай. «Ог» означает, что я моложе своего отца, но это ведь со всеми так, верно? Чудной наступит день в раю, когда мы станем старше наших отцов.

– Ну хорошо, Имон Ог О’Кин, – сказал Томас. – Теперь ты один из моих воинов.

– Слава милосердному Христу, – заявил Кин, опуская вилы на дорогу. – Больше никакого мелкого дерьма вроде Роджера де Бофора. Как можно верить в то, что младенчик обречен попасть в ад? А он верит! Этот мерзкий слизняк кончит тем, что станет папой, попомни мои слова.

Томас знаком велел ирландцу замолчать. Где Женевьева? В любом случае, единственное, в чем Томас был уверен, – это что ему нужно убираться из этого города.

– Твоим первым поручением будет провести нас через ворота, – велел он ирландцу.

– Дело непростое. За твою поимку пообещали немалые деньги.

– Кто?

– Городские консулы.

– Вот и придумай, как нам покинуть город, – потребовал англичанин.

– Дерьмо, – бросил Кин после недолгих размышлений.

– Дерьмо?

– Повозки с дерьмом, целые фургоны с навозом, – пояснил ирландец. – Дерьмо тут собирают и вывозят на телегах из города, по крайней мере от домов богатеев. Бедный народ просто купается в нем, но богачей хватает, и повозки продолжают ездить. Пара фургонов обычно ждет, чтобы с открытием ворот выехать из города, и, – тут он с честной миной воззрился на Томаса, – можешь поверить на слово, стражники не особо тщательно досматривают их. Они отшатываются, зажимают нос и машут: проезжайте, мол, поскорее, и скатертью дорога.

– Хорошо, – согласился Томас, – но сначала сходи к таверне у церкви Святого Петра и…

– Ты про «Слепые сиськи» говоришь?

– Про таверну, что близ Святого Петра…

– Ну да, «Слепые сиськи»! – перебил Кин. – Ее в городе так прозвали из-за того, что на вывеске нарисована святая Луция – без глаз, зато с парой зрелых…

– Просто иди туда и разыщи брата Майкла, – распорядился Томас.

Не желающий учиться монах поселился в той таверне, и Бастард надеялся, что у него имеются достоверные сведения о судьбе Женевьевы.

– Я всю таверну перебужу, – с сомнением протянул Кин.

– Ну так буди! – Сам Томас не решался пойти, так как был убежден, что за таверной следят. Он выудил из кошеля монету. – Купи вина, оно развязывает языки. Найди того монаха, брата Майкла. Выясни, известно ли ему, что случилось с Женевьевой.

– Это твоя жена? – осведомился Кин и тут же нахмурился. – Ты веришь, что святая Луция сама вырвала себе глаза? Господи! И только потому, что какой-то мужчина сказал, будто они красивые? Слава Всевышнему, что ему ее сиськи не понравились! Но все равно из нее вышла бы хорошая жена.

Томас вытаращился на молодого ирландца:

– Хорошая жена?

– Мой отец любит говорить, что лучшие браки получаются между слепой и глухим. Так где мне искать тебя, после того как я развяжу языки постояльцам?

Томас махнул в сторону переулка близ монастыря.

– Я буду ждать там.

– А потом мы заделаемся перевозчиками дерьма. Господи, как мне нравится быть воином! Ты хочешь, чтобы этот брат Майкл пошел с нами?

– Боже, нет! Передай ему, что его долг – изучать медицину.

– Вот бедолага! Будет пробователем мочи?

– Ступай! – сказал Томас.

Кин ушел.

Томас прятался в переулке, укрывшись в черной, как ряса монаха, тени. Он слышал шуршание крыс в мусоре, храп за закрытым ставнями окном, плач ребенка. Двое стражников с фонарями прошли мимо монастыря, но не заглянули в переулок, где Томас, закрыв глаза, молился о Женевьеве. Если Роланд де Веррек передаст ее Церкви, она снова окажется в числе осужденных. Но рыцарь-девственник наверняка сохранит ее ради выкупа. И этим выкупом станет Бертилла, графиня де Лабруйяд. А это означает, что де Веррек будет оберегать Женевьеву, пока не совершит размен. Меч святого Петра может подождать, сначала Томасу придется уладить дела с рыцарем-девственником.

* * *

Когда Кин вернулся, уже занималась заря.

– Твоего монаха там не оказалось, – доложил он. – Зато нашелся конюх с длинным языком. И еще: ты крепко влип, потому что городским стражникам приказали искать человека с покалеченной левой рукой. Это случилось в битве?

– Меня пытал один доминиканец.

Посмотрев на увечную руку, Кин вздрогнул:

– И как он это сделал?

– Винтовой пресс.

– Ну да, им запрещается проливать кровь, потому что Бог это не приветствует, но эти парни все равно способны пробудить тебя от глубокого сна.

– Брата Майкла не было в таверне?

– Нет, и мой приятель его не видел и, кажется, даже не понял, про кого я толкую.

– Хорошо. Значит, отправился изучать медицину.

– Всю жизнь лизать мочу! – воскликнул Кин. – Однако конюх с постоялого двора сказал, что тот, другой твой парень, уехал вчера из города.

– Роланд де Веррек?

– Он самый. Увез твоих жену и мальца на запад.